ужинала. И как на это реагировать? Пока я думал над этим вопросом, Анька, не дожидаясь моей реакции, продолжила:
– Там еще Ярмольник был, Макаревич и вообще все ленкомовские!
– Ярмольник с Макаревичем ленкомовские? – от растерянности спросил я.
– Ну да, – уверенно ответила Анька, – это же в Ленкоме было, в подвале, там ресторан, «ТРАМ» называется, Збруеву принадлежит. Он тоже заходил.
Следующие полчаса я слушал ее полную противоречий хаотичную речь. Смысл в ней угадывался с трудом. До сих пор сомневаюсь, что он там вообще был, зато там был сверхсмысл, ставший мне понятным несколько позже. Если коротко, в богемную тусовку ее ввел некий богатый старик тридцати пяти лет от роду, передвигающийся на машине марки «Мерседес» двести, триста, пятьсот или восемьсот, а может, и тысяча, она точно не помнила. Старик противный, лысый и совсем ей не нравится, но уж больно хотелось посмотреть на любимых артистов. А они прикольные ребята оказались, веселые, только Макар какой-то грустный, а так веселые. А еще она, собственно, вот почему звонит. Абдулов сказал, что у нее востребованный типаж Догилевой и прослеживаются явные актерские способности. Да и я сам когда-то ей это говорил. Два мнения уже не случайность, поэтому не мог бы я ее подготовить к поступлению в театральный институт? Почему я? Да потому что я ставил программы КВН, почти что режиссер. И что там насчет рекламы, кстати? Я упоминал, что есть знакомые, при нашей последней встрече. Раз у нее способности, можно и сняться. Нет, нужно сняться.
«Что это было, – думал я, слушая ее джазовое щебетание, – что это, она сидит в окружении великих артистов и просит меня (меня!) подготовить ее к поступлению в театральный институт? И протекции у меня просит для какой-то рекламы. Абсурд. Четыре месяца не объявлялась, я уже замучился наблюдать, как моя рука тянется к телефону. А теперь просит. Что случилось, она что, меня хочет, а с какой стати?» Долгожданный, как я неожиданно понял в процессе разговора, звонок поставил меня в тупик. Я злился на себя, на нее, я ничего не понимал и из-за этого решил действовать по-хамски прямолинейно:
– Ну, чего, – сказал развязно, – помогу, если нужно. Приходи завтра вечером ко мне домой на пробы.
– Охренел? – без паузы спросила Анька. – Ты за кого меня принимаешь?
За кого я ее принимал?.. Сложный вопрос, я тогда первый раз на него себе ответил. Неуверенно ответил, но с годами только убеждался в правильности догадки. За кого я ее принимал… За явление природы, наверно. Вроде урагана, или цунами, или северного сияния, или Гольфстрима, или тунгусского метеорита, дождя, солнца, снега, града… За природу я ее принимал, мать нашу – или вашу, от ситуации зависело сильно. Природа безумна, но интуитивно права, а я прав, но интуитивно безумен. Потому что даже попытка проанализировать природу – явный признак сумасшествия. Она сама кого хочешь проанализирует и скрутит в бараний рог.
– Не охренел, а пошутил, – недолго
