не принимали, они не имели права ни останавливаться в тавернах, ни жить в городе, за исключением того места, где находился эшафот. Они были обязаны носить на одежде знак своей профессии – кусочек ткани в форме палки, чтобы все могли их узнать и отшатнуться подальше[14]. И в то же время их обхаживали, зачастую удваивая количество товара, который они, согласно старинному правилу, могли бесплатно взять из любой лавки[15]. Им увеличивали вознаграждение в зависимости от того, каким пыткам они подвергали свою жертву[16]. Церковь смотрела сквозь пальцы на отступления от правил в области брака, строжайше запрещенные всем остальным, прекрасно понимая, что жениться они могут только в своей среде и никакая девушка, даже из самого низшего сословия, не согласится стать женой палача. Ведь тогда на ее детей и всех их потомков ляжет то же самое позорное клеймо и они станут такими же изгоями общества. Каждый бальи или прево жил в постоянном беспокойстве, как бы исполнитель правосудия не оставил своего места, и предоставлял ценному работнику множество небольших привилегий. Тем более что, по правде говоря, желающих на эту должность, как правило, не находилось.
Так как у судей и знатных сеньоров сама мысль о том, чтобы исполнить вынесенный ими приговор, вызывала тошноту, печальная обязанность мучить и убивать по решению суда накладывалась на простых людей – например, на того, кто в городе позже всех женился. Это была единственная непочетная должность королевства – исполнитель высоких деяний, или мэтр Высокое Правосудие. Так стали называть людей, исполняющих эту работу, чтобы не употреблять оскорбительных названий[17], ранящих их самолюбие: палач, Сломай-Шею, Жан-Покойник или Жан-Переломай-Кости. Помимо этого, палач не имел права представать перед знатными персонами и даже перед королем, что служило еще одним доказательством нечеловеческих условий, в которых существовали люди этой профессии. Хлеб для него выпекался отдельно, и этот каравай булочник клал кверху дном, чтобы никто другой не взял его по ошибке. Хлеб крови и смерти. Это странно, но Венеля-младшего это совершенно не смущало, как до этого – его отца.
Их династия палачей, так же как и другие, подобные им, началась с прадеда Ардуина – отпетого преступника, грабителя и убийцы. После того как его арестовали и приговорили к повешению, ему предложили спасти себе жизнь, поступив на эту должность. И, конечно, он не упустил сей счастливый случай. Семья Венель, где Ардуин оставался единственным наследником по прямой линии, больше не считалась «бинграми»[18], так как их династии было уже больше века.
Ардуину едва исполнилось четырнадцать лет[19], когда он впервые опустил меч на шею дворянчика, удавившего свою жену и новорожденную дочь, несомненно в припадке безумия, так как он потом не мог объяснить причину своего поступка. Это стало одним из редких воспоминаний о казни, так как потом благодаря урокам отца он научился выкидывать их из своей памяти.
Форма этого кусочка цветной ткани могла быть разной в зависимости от региона, но чаще всего была в форме палки, символизирующей виселицу. Этот знак позволял остальным сразу узнать палача, что служило для тех источником постоянных унижений.
Согласно этому праву, палач мог взять у любого торговца столько товара, сколько может унести в руках.
Существовал скрупулезный учет каждой из пыток или видов казни.
Палачи ненавидели само это слово и в конце концов добились того, что всякий, кто его произнесет, наказывался большим штрафом.
«Бингры» – на жаргоне палачей, в зависимости от региона, это означало палача по воле случая или династию палачей, которой меньше ста лет.
Шарль Сосон унаследовал в 1726 г. от своего отца должность палача, когда ему было всего семь лет.
