style="font-size:15px;"> – Действуем! – горбился Хамуас.
Дама пошла к портшезу. – Но ведь ты был у него в Ра-Кедите, я была, – бормотала она. – Не принял. Дважды была. Как быть?
– Здесь Друг Единственный Петефхапи, – спешил вслед канцлер. – Царь его примет. Сей титул носит лишь он. Мы все к царю! Царь не откажет, думаю, трём в стране высшим. Так ли, божественная Хенутсен?
– Воистину! – отвечала та, падая внутрь портшеза. – Он не откажет, но четырём высшим. Ты позабыл Хефрена. Вечером поплывём все, милость богов нам!
Канцлер склонился и с Петефхапи взглядами провожал свиту, шедшую к Нилу.
– Хефрена забыл ты. Зря. Он добр – Хефрен – рассудителен. Царь его любит… – Воин, вздохнув, зашагал к пруду, стаскивая с себя пыльный продранный линоторакс. У пруда, заставленного ковшами с пивом, он видел, как, стоя в лотосах, люд отталкивал друг к другу плававшего котище. Каждый умер бы за сего кота, знал Петефхапи, – что не мешало шалостям. Через лотосы, сломанные гостями, военачальник пробрёл к коту и, подняв его, молвил:
– Пойдём, Небти-Чебти, в Ливию воевать. Докучлива стала. Сóхмет пусть да исполнит тебя сил новых!
Отпущенный, кот, выплыв к берегу, замотал рыжим мехом, обдав всех брызгами.
– Всё, ко мне, друзья! – вылез и Петефхапи. – Вы испоганили Другу Царского Дома пруд его… Правда, он, без побед наших, не стал бы славным. Так ли, о, чати, главный из всех в Египтах?
Приблизившийся Хамуас хмыкнул. – Каждому велю выдать вам: кувшин бронзовый, тюк льна Дельты, тюк льна верхнеегипетского, рыбы семь корзин, чечевицы мешок, хлеба пять корзин, бычьих кож две. И – по рабыне всем.
– Будешь здрав! – выли пьяные.
Вскоре все, обнажённые, с копьями и доспехами через локоть, двинулись к Нилу, где ждали лодки. Прежде под пылью светлые, все теперь виделись в телах чёрных, белых и жёлтых. Несли в клетке с ручками Небти-Чебти. Многие отходили, чтоб помочиться… Канцлер терпел. Сей сброд – элита. Именно! Ведь элита – не та в красном гвардия из маджаев страшного роста, что берегла царя, а вот эти вояки, старевшие в битвах и на границах с детства. Любой из них стоил десять гвардейцев как поединщик.
Аллея вела к воротам, песок предварял ширь Нила. Усадьба – на острове. Вниз по течению был остров-собственность Петефхапи. Далее высился белизной храм Птаха и за ним – Мемфис, белый до слепоты в глазах.
– Меч царя! Волей царицы выплывем нынче, – вёл канцлер, пока люд влезал в лодки. – Жду тебя вечером. И, знаешь, этим своим скажи… – он приблизился к полководцу. – Пусть стерегут здесь Мемфис и две усадьбы… наши, твою с моей.
– Истинно, отдохнут пусть, пусть сберегают Мемфис. Ибо чтó ты сказал – тревожит, – сделался воин строгим.
Вёсла плеснули, и лодки прянули, вспугивая крокодилов, чаек да уток.
Тронув волну ногой, канцлер пошёл к воротам, где стражи пали ниц. Далее
