в черных технических тапочках, в туристических ботинках, в итальянских, сугубо цивильных. Спасало то, что по весне ходили в комбинезонах, а с комбинезоном можно и тапочки напялить. Но вот – лето, жара. Ходим в брюках и рубашках, тапочки никак не подходят. И вопиющее нарушение формы, и просто смешно.
И вот на днях – строевой смотр. Стою в итальянских. Все в черных, а я сверкаю итальянским лаком. Готовлюсь привычно ныть: служу, мол, недавно, не выдали… Но прогуливающийся по плацу майор Мартынюк, замещающий сейчас Шелеста, внезапно направляется прямо ко мне. Зайчик, что ли, от итальянского лака попал ему в глаз?
Мартынюк останавливается передо мной, плешивый коротышка в мундире мешком. На кончике моего языка трепещут привычные оправдания, но он ничего не спрашивает, он смотрит на меня ледяными глазами и цедит:
– Чтобы этих ботинок я больше не видел.
– Не выдали, – затягиваю я песню двухгодичника.
– Ему не выдали, он…, – подскакивает перепуганный Барабаш.
Мартынюк на Барабаша внимания не обращает:
– Вы сколько получаете? А?! Купить и доложить послезавтра!
Пришлось ехать в поселок, разоряться. Докладывать не пошел, конечно, но на следующий день чувствовал себя полноценным.
– Петров, ишь, какие ботинки себе отхватил! Рублей пятнадцать, небось? – засмеялся Филиппов: я сидел в курилке и небрежно болтал ногами.
– Десять! – с гордостью ответил я.
Катится месяц июнь, заканчивается долгий переходный процесс акклиматизации. Процесс сей был бурен, амплитуды максимумов и минимумов велики. Будем считать, что заканчивается. Так спокойнее.
9 августа 1972 года
Плохое настроение сегодня. Во-первых, получил обходной и уходит Митяев. Он свое отдал, мне еще предстоит.
Во-вторых, в приказном порядке собрали деньги на похороны генерала, заместителю командующего армией, разбившемуся на днях на МИГ-17.С офицеров по два рубля, с прапорщиков по рублю. И это со всей армии. В-третьих, утренняя зарядка. Объявили: купание закончилось, начинаются разные перекладины, бега и прочее. А это значит, что воспитание личного состава будет начинаться теперь с самого утра. И точно, командир третьего отряда капитан Шустрин уже ободряет подчиненных возле турника:
– Висишь, как мешок с дерьмом. Живей, живей! Жену, наверно, тоже так …?
Подчиненные молчат, пыхтят, карабкаются на перекладину. Усердия на то, чтобы подтянуться хотя бы пару раз, у них должно хватить.
Раньше к институтскому значку, «поплавку», я относился спокойно, даже безразлично. Подумаешь, высшее образование!.. Никогда не стал бы в Москве носить «поплавок».
Здесь же «поплавок» превращается в своего рода символ. В знак качества. В визитную карточку «двухгодичника». Им гордишься, ей Богу. О нем не забываешь. Он и впрямь – поплавок, спасательный круг. Он не дает утонуть в этом
