них переживаний.
Я растянулась по диагонали на бескрайней кровати, застеленной голубым покрывалом, подмяла под локоть одну из десяти подушек и открыла книгу «Наука ненависти».
Интересно, кто обучал писательницу Сьюзен Кросс этой науке? Мужчины? Тогда, я думаю, она достигла успеха в избранной области.
«Сегодня ночью я, наконец-то, убью Элизабет. Сколько потребовалось лет, чтобы моя ненависть достигла крайнего предела. Сколько лет я копила обиды и унижения, считала раны и кропотливо измеряла боль, причинённую мне этой женщиной…
Прекрасно помню тот момент, когда я впервые поняла, что страстно желаю её убить… Она стояла на краю бассейна, загорелая, невероятно красивая, вся в сверкающих капельках воды, и радостно улыбалась своему очередному, кажется, третьему по счёту, мужу. Она была как луч солнечного света – вытянутая в струнку, яркая, божественная.
И тут появилась я – толстая неуклюжая девочка. Остановилась, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, прижимая к груди потрёпанного зайца. Девочка с заплаканными глазами и пухлыми, как булки, щеками. Я вовсе не походила на очаровательную малышку, в глазах Элизабет я была настоящей уродиной.
Гримаса отвращения исказила её прелестное лицо. Ни капли сочувствия к ребёнку, только что потерявшему обоих родителей…
Она со вздохом посмотрела на своего нового мужа, развалившегося в шезлонге у бассейна. Их уик-энд, да и вся последующая жизнь, были испорчены моим появлением. Ведь отделаться от маленькой родственницы будет не просто…
– Фу, он же грязный, – нагнулась ко мне Элизабет и возмущённо дёрнула зайца за ухо. – Отдай, я выкину это старьё.
– Нет, – чуть слышно ответила я. – Он мой друг.
– Отдай, я кому сказала! Эй, толстушка, я тебе говорю! Ты не у себя дома, вообще-то. Мне тут грязь не нужна. В твоём дурацком зайце, наверное, давно завелись клопы!
Элизабет рванула игрушку из моих рук. Я сопротивлялась, защищая милого друга, моего Томми. Он всю жизнь был рядом со мной. А сейчас, когда погибли родители, когда я лишилась дома, и вовсе стал единственным напоминанием о прежней счастливой жизни.
Элизабет не отступала. Старый материал треснул, я вскрикнула, шея бедного Томми лопнула – так, словно убийца-маньяк полоснул по ней ножом. Я в ужасе уставилась на растерзанного друга, для меня этот заяц был живым, это словно мне перерезали сейчас горло.
Чем ей помешал мой зайчик? Это был мамин подарок, хотя я и не запомнила того момента, когда впервые его увидела – мне подарили его на двухлетие. Томми спал в моей кровати, я доверяла ему все секреты, рассказывала о прошедшем дне, советовалась. Конечно, он немного поистрепался за восемь лет работы психоаналитиком…
Элизабет воспользовалась моим замешательством, выхватила игрушку и завершила казнь: разодрала зайца едва ли не в клочья.
