обратно топать, дай Бог к рассвету вернемся. Вот же, как ты далеко-то забрела. И зачем вы только в лес-то ходите, чистые души?» – «Гуляли, батюшка, – моя-то ему отвечает. – Вроде, всегда гуляли здесь, не думали, что так». – «Ну, давай руку, идем обратно, я тут зарубки оставлял, дай Бог, увидим в темноте-то…» А моя-то опять рыдать: «Я думала, что умру здесь, вы меня спасли, я теперь всегда молиться буду. И храм вам убирать буду, хотите?» – От радости-то Машка и, правда, готова бы хоть тогда креститься сразу. Ну, все правильно, это ее дорожка к Богу была, через лес-то. «Храм-то убирать – это хорошо, не откажусь, приходи, – доволен был батюшка, что благодарной спасенная-то оказалась, а потом и заявляет ей: – А ты знаешь, что сделай для меня?» – «Что?» – заволновалась Машка. «А ты сына своего в честь моего сына назови. Слабо?» – И отец Никодим посмотрел на нее так вопросительно, будто для него это важнее всего в жизни было, – А то у меня уж второго-то не предвидится, а ты, я вижу, девочка светлая, вот и назови, как родишь. Ангел у него будет хороший, много вместе с ним добра сделают». – «А может, я не рожу, тогда что? Или не мальчик будет?» – Машка-то тогда больше и не нашла сразу что сказать. «Так как не мальчик? Только мальчик у тебя и будет», – и батюшка аж удивился, почему это она ему не верит? «А ваш мальчик где?» – это уж она спросила, когда они добрую половину пути прошли, когда уж настолько все паутиной обернулись, что и снимать ее с себя перестали – в лесу-то темном всю ее собрали, небось.
Отец Никодим и рассказал тогда историю, плаксивая история, Машка-то долго еще слезы на глаза наворачивала, как ее вспоминала.
– Все на столе! – Прогремела бабушка из сеней.
– Идем, идем, – Бояров неспешно встал со скамейки, повел внука к столу, но и по пути успевал рассказывать – сам уж вошел во вкус, давно его так внимательно не слушали.
– Так вот, оказывается, батюшка наш, после того как он уж на войну сходил, женой обзавелся. А вскоре они сыночка родили. «Сыну года четыре было, мы поехали семьей отдыхать в Сочи, по путевке на две недели. Все хорошо шло, да за два дня до отъезда так получилось, что к жене моей какие-то мужики пристали. Не славяне, славяне бы так настырно не приставали. Она им раз сказала – отстаньте, я замужем, два сказала, они все равно не отстают, а мы с сыном искупаться решили в вечернем море, не было меня с ней, но я вовремя увидел, что пятеро около нее скучковались, говорю своему – ты пока в море посиди, а сам вышел на берег. «Чего хотели, мужики?», – спрашиваю, а они мне так дерзко: «Бабу твою хотели», и пошел, мол, отсюда на три буквы. А что интересно – все, кто в это время на берегу были, куда-то исчезли сразу, как сквозь гальку провалились. Ну, а я что? Меня хоть и учили на гражданке не применять насилие, но здесь уж я не удержался. В миг они все легли, кровью харкали только, жене плохо сразу стало, мальчишка мой ревет, а что тут поделаешь? Забрал я своих и ушли мы в номер. А система-то коридорная, туалет один на этаж, и вот сын ночью в туалет захотел, ну, я с ним пошел, и тут-то нас прямо в коридоре и встретили, с ножами бросились. – Замолчал батюшка, помолился
