с наездом он с батюшкой-то…
«Ну, братва, ну вы даете, это кто ж землю-то с храмом продал? Да и что мест других таких же не нашлось?» – батюшка внутренне негодовал, но виду не показывал. Это уж он потом сказывал, что негодовал. «А не нашли вот. Ты сам-то посмотри – какое место! Какая горка-то, а?! Вид-то какой – ляпата! В натуре лучше не найти. Да и дышится тут, сам знаешь, – ну, рай, я отвечаю». – «Ты-то отвечаешь? Ты вообще кто, брат?» – «Я-то?» – «Ты-то? С кем я разговариваю-то, представиться надо было тебе, коль с таким делом приехал». – «Я Боря. От хозяина, от того, кто и будет тут строить все». – «А хозяин кто?» – «А зачем тебе? Это большой человек. Тебе и не надо, отец, знать про него». Отец вздохнул тяжело: «Значит, говоришь, новую церковь построите рядом?» – «Да я тебе говорю, будет крутая церковь, ты еще сам спасибо скажешь, отвечаю, ну». – «А когда построите-то?» – «А как дом отдыха закончим, так и начнем. Да ты не волнуйся, через года два – будет тебе как в Кремле собор, ну, хозяин сказал, сделает, значит».
Снова тяжело вздохнул батюшка, глянул на Борю, как кот на крысу: «Скажи своему хозяину, что храм этот останется на месте, хочет отдыхать твой хозяин, пусть приезжает – в храме хорошо отдохнет. И пусть сам приезжает, а то разговаривать с не пойми кем не пойми о чем у меня нет времени…» – раздражен все же был в тот момент священник-то наш.
«Да ты не понял, видимо. Мы тебя же не спрашивать приехали. Мы тебе по хорошему говорим – прекращай тут всякие дела свои, за стройку ты зря взялся, все под бульдозер пойдет, слышь, я в натуре тебе говорю, ну!» – «А ты мне не тычь, и не блатуй, а то я тебе так могу ответить, что у тебя во рту пересохнет, понял меня? Так вот, я тебе еще раз говорю – здесь будет храм, как и до этого был, и он всех переживет, тебя-то подавно, Боря». И отец Никодим уж было стал подниматься по ступенькам ко входу, как тут его за плечо Боря-то и взял. И только руку-то положил, а батюшка хвать ее – и этот окаянный уж на земле лежит, от боли корчится, а отец Никодим его держит за запястье и не отпускает.
Остальные трое встрепенулись: «Да ты чего, мужик? Мы же тебе зароем!» – грубят ему эти блатные-то. «Это вам уж могилы вырыты, а свою смерть я и сам знаю». И еще крепче Борю-то этого прижал. А тот орет своим: «Не подходите, нормально все». И отцу-то Никодиму: «Отпусти, слышь, понял я тебя, понял».
Ну, отпустил его тогда батюшка, а тот руку трет, весь красный, дрожит, плюется. «Ты что, мусором был, что ли?» – спрашивает его. «Мусором это ты был, а я войну прошел». – «Откуда знаешь про мусора?» – удивился старший. Не ответил батюшка. «Еще вопросы есть?» – спросил спустя время. «Да какие вопросы. Хотя нет, есть один – как тебя хозяину представить, чтоб он знал, за кого свечки заупокойные ставить?» – «Скажи ему: отец Никодим, иерей, все остальное при встрече узнает». И ни слова больше, ушел. Мерседес укатил, только его и видели. Недоброе сразу нависло над селом, как все и чувствовали. Понятно ведь сразу стало – бандиты это, мафия. А они убьют, недорого возьмут. Если что и всю деревню под нож пустят, фашисты проклятые.
А
