Он никогда не навещал вас в домике?
Она еле заметно пожала плечами:
– Нет.
– Но он знал про этот дом? Или нет?
Эвелин кивнула.
– Его возили туда, когда он был маленьким, – ответила она и взглянула на комиссара кроткими карими глазами.
– Когда?
– Не знаю… Мне было десять, мы сняли этот домик на лето у тети Соньи, пока она была в Греции.
– А потом Юсеф там бывал?
Эвелин вдруг перевела взгляд на стену позади Йоны:
– Вряд ли.
– Как долго вы жили в теткином доме?
– Переехала сразу после начала семестра.
– В августе.
– Да.
– Вы жили там с августа, это четыре месяца. В маленьком доме на Вермдё. Почему?
Ее взгляд снова метнулся в сторону. Уперся в стену за головой Йоны.
– Чтобы заниматься спокойно, – сказала она.
– Четыре месяца?
Эвелин поерзала на стуле, скрестила ноги и наморщила лоб.
– Мне нужно было, чтобы меня оставили в покое, – вздохнула она.
– Кто вам мешал?
– Никто.
– Тогда что значит “чтобы меня оставили в покое”?
Она слабо, безрадостно улыбнулась:
– Люблю лес.
– Что изучаете?
– Юриспруденцию.
– И живете на стипендию?
– Да.
– Где покупаете еду?
– Езжу на велосипеде в Сальтарё.
– Это же далеко?
Эвелин пожала плечами:
– Не очень.
– Вы там знаете кого-нибудь, встречаетесь?
– Нет.
Комиссар смотрел на чистый юный лоб Эвелин.
– Вы не встречались там с Юсефом?
– Нет.
– Эвелин, послушайте меня. – Йона перешел на серьезный тон. – Ваш младший брат, Юсеф, сказал, что это он убил отца, мать и младшую сестру.
Эвелин уставилась в стол, ресницы задрожали. На бледном лице появился слабый румянец.
– Ему всего пятнадцать лет, – продолжал Йона.
Он смотрел на ее тонкие руки и расчесанные блестящие волосы, падавшие на хрупкие плечи.
– Почему вы верите его словам? О том, что он перебил свою семью?
– Что? – спросила она и подняла глаза.
– Мне показалось, что вы не сомневаетесь в его признании.
– Правда?
– Вы не удивились, когда я сказал, что он признался в убийстве. Или удивились?
– Удивилась.
Эвелин неподвижно сидела на стуле, замерзшая и усталая. Тревожная морщинка обозначилась между бровями на чистом лбу. Эвелин выглядела утомленной. Губы шевелились, словно она просила о чем-то или что-то шептала про себя.
– Его арестовали? – вдруг спросила она.
– Кого?
