с него, а не с меня, как оператора. Дениска, конечно, тоже может на меня наехать. Впаять за халатность пару нарядов на каторжные работы. Но толку-то что от этого? У меня и так этих нарядов штук двадцать накопилось. Однако, даже один-то из них некогда отработать, не то, что все двадцать. Безголовые «сапоги» (пишу с маленькой буквы, до большой они ещё не доросли), лучше бы помогли скостить эти дурацкие наряды, чем стоять над душой и грозить очередными карами. Или, они думают, что от этого мы будем лучше работать? Да нет, что я, в самом деле. Думать – это наша работа, мы для этого здесь и поставлены. А их работа состоит в том, чтобы нами командовать. Впрочем, я, кажется, опять отвлёкся от основной темы. Виноват, исправлюсь.
Кажется, лишь на секунду уехали в сторону мои мысли, а на посту уже воцарился полный раздрай. В четвёртом телетайпе кончилась-таки бумага. Затухла далёкая и загадочная уже одним своим названием Манила. Настроенный на неё телетайп безжизненно задёргался, спорадически выплёвывая хаотический набор букв и цифр. Вскидываю к глазам часы. Швейцарские, между прочим, «Омега», а не хухры-мухры. Хоть и старенькие, послевоенные, а время держат классно. Ага, к одиннадцати уже. Значит, близится ночь, и основные радиостанции тихоокеанского региона начинают переход на ночные частоты. Глаз да глаз нужен во время этого неуловимого перехода. В смысле ухо да ухо. Штекер от оставшегося без телетайпа канала втыкаю на резервный пятый аппарат, который всегда должен быть заправлен и готов к работе. Теперь надо действовать быстро, как карточному шулеру. Бумажную трубку из ящика хвать, щёчки бумагодержателя требуется пальцами другой руки развести, заклейку ногтем содрать, рулон вставить на место, каретку печатающую приподнять, хвост бумажный под неё протянуть, каретку толкнуть назад и штекер обратно переставить. Тра-та-та, пошла бумажная руда. У-фф, уф, уф! Первая атака отбита, осматриваю поле битвы. Пора бы собирать урожай. Вон и Денис поднялся со своего места, одёргивает гимнастёрку, прихорашивается, к оперативному сейчас пойдёт. Поспешно рву с телетайпов заполненные «портянки», складываю их торопливо в аккуратные кучки на свободном конце стола. Заранее, ещё в казарме отточенный карандаш, который парился у меня всё это время за правым ухом, немедленно бросается в бой. Так сказать завершающий штрих.
Поверх каждой бумажной «портянки» в левом углу чётко и крупно пишу интервал, в течение которого на том или ином направлении не было слышимости. Взглянет оперативный офицер на эту мою приписку, и тут же увидит, что почти на полтора часа напрочь выскочила информация на одном из основных подотчётных направлений. Нахмурится он, красным карандашом, чиркнет в своём боевом журнале, стукнет им досадливо и на начальника нашего взглянет недобро. Полтора часа оно вроде как и не много, но не здесь, не в разведке. Это когда в кинотеатре сидишь, то время сходное по продолжительности со стандартным советским фильмом пролетает просто незаметно. А на поднадзорной территории за полтора-то часа ох как
