лагере, но я-то знаю, что это невозможно. Исцелять могут только святые, а Кари к ним не относится.
Герма наконец прекратил смеяться:
– Похоже, ты и впрямь потерял умение отличать правду от лжи. Тогда обдумай вот что, инквизитор: я умирал, пока не пришла Кари. Каин был беспомощен. Красота Раймонда оказалась бесполезна. Твой Бог-отец всласть поиздевался над ним – все женщины в городе хотели забраться к нему в постель, а он не мог взять ни одной. Тео ослеп, но сейчас проводит опыты с утра до вечера. И да – некоторые святые церкви действительно могут исцелять.
– К чему ты ведешь?
– Исцеление и вера в Бога-отца никак не связаны между собой.
Я был ошеломлен:
– Я не понимаю… Не понимаю.
– Церковь использует людей, способных совершать необычные вещи, чтобы поддерживать власть. Ради этого она делает «святых» своей частью, свидетельством мощи Бога-отца, отыскивает подходящих людей и воспитывает их в строгой вере. Но это обман. Это не святые могут творить чудеса за счет Бога-отца, это Бог-отец существует только потому, что церковь не дает разоблачить фальшивку, устраивая чудеса по праздникам. В том числе и за счет тебя.
Я хотел возразить, опровергнуть сказанное, но не мог. Слова Доминика звучали очень естественно, и они душили меня. Невозможные слова, настоящий яд.
– Ты злишься на то, что мы носим цвета Кари, страстно хочешь увидеть ее пороки. Кари оправдает твои ожидания, ханжа, – усмехнулся Доминик. – Она способна на жестокость, которая тебе и не снилась, это порой пугает. Но ты зол просто потому, что сам хотел бы быть предан кому-то так же, как мы. Люди нуждаются в преданности, основанной на действительной благодарности, а не на традиции. В этом суть кодекса кхола, суть подвига. Кто-то совершает невозможное для тебя, а ты совершаешь невозможное для него. Церковь запрещает невозможное всем, оставляя это для Бога-отца. Кому нужен такой мир? – Он пожал плечами.
– Почему же инквизиторы не чувствуют такой лжи? Этого не может быть.
– Что, если они не понимают, какие задавать вопросы? Мне тоже хотелось бы знать, почему, – серьезно сказал Доминик. – Но это ты инквизитор, а не я. Это твоя задача – знать верные ответы.
Я ушел, почти сбежал. Тяжесть сказанного грозила раздавить. Я не мог в это поверить, выталкивал услышанное, уверяя себя в том, что они лгут. Легко одурачить человека, который потерял способность вычленять обман. Невыносимо. Я сбил кого-то, мчась к своему шатру, совершенно уничтоженный. Может быть, я подозревал что-то подобное прежде, когда спорил с Робером Кре, когда уходил из аббатства, где запрещали задавать вопросы о Боге-отце, но никогда, никогда я не хотел, чтобы ответ был таким. Как могло оказаться ложью чувство близости Бога? Как жить в мире, где есть только люди, такие жалкие и такие несовершенные? Опровергнуть Доминика – вот все, чего я жаждал.
– Кари ждет тебя, инквизитор.
– Не сейчас.
– Это
