в нынешних условиях ощущалась нужда в чайных платьях. В ближайшем будущем миссис Грегсон не придётся совершать какие-либо светские выходы. Её оторвали от общества и уволокли в преисподнюю, где правили деспоты и закон о защите королевства.
Под платьем нашлась маленькая стопка конвертов, перевязанных красной лентой. В конвертах были письма Десмонда. Он ей так мало написал до того, как…
Миссис Грегсон в два шага пересекла комнатку от кровати до письменного стола, где схватила и зажгла сигарету. Она сказала себе, что глаза слезятся от дыма. «Не унывай, – велела она себе. – И не плачь. Твоё положение и так затруднительно, не хватало ещё полностью упасть духом».
После того как тот детектив с детским личиком её арестовал, она и впрямь провела ночь в Холлоуэй, но в одиночной камере. Оттуда её перевезли в фургоне с затемнёнными стёклами в первое из серии «безопасных и надёжных» мест. Всё это время разнообразные охранники и надзиратели обещали ей привезти одежду и сундук – в конце концов, она была задержанной, а не заключённой, – но понадобилось столько времени, чтобы тот наконец-то её догнал! И в нём было спрятано всё, что судьба ей оставила от бедного Десмонда.
Миссис Грегсон затушила наполовину выкуренную сигарету, взяла письма, отложила в сторону и принялась вытаскивать спутанные предметы одежды, разглаживать их, раскладывать на кровати, на стуле и столе, не забыв отодвинуть письмо, которое она сочиняла для майора Ватсона. Она его писала вот уже несколько недель, но знала, что это безнадёжно: у неё не было шансов добраться до почтового ящика или почтового отделения. И это ужасно разочаровывало. Имелось кое-что жизненно важное, превосходившее все приземлённые записки о Холлоуэй и ужасном полковнике Монтгомери, который на протяжении некоторого времени отвечал за неё, особо не переживая из-за того, что у задержанной всего одна пара дамских панталон. Нет, всё это не имело значения. Но, если мужчина, которого миссис Грегсон видела идущим вдоль вершины утёса, был и в самом деле тем, о ком она подумала, Ватсон, должно быть, с ума сходит от беспокойства. Она заплатила бы месячное жалованье, чтобы доставить эту информацию майору.
Она помедлила, встряхивая одну из своих жилеток от «Смедли»[50], из шёлка и мериносовой шерсти. Может, в этом всё дело. Надо кого-то подкупить, чтобы отправить письмо. Но нет, его всё равно откроет и прочитает местный цензор. Возможно, если она всё сведёт к единственной уместной строке, никто не будет возражать. Ах, но ведь даже так возникнет сотня вопросов. И, в конце концов, что она может написать?
«Я видела мистера Холмса, и он тоже пленник ДОРА»?
Той же ночью, позже, когда за двумя вновь доставленными бутылками «Макесона», точно за манной небесной, потянулась рука, Росс был к этому готов. Он засел возле входа в коттедж Оксборроу в ожидании благоприятного случая, медленно дыша, игнорируя страстное желание закурить и предательский комариный звон над ухом. Потом, через добрых сорок минут, кое-что случилось.
