сунул письмо в карман. Для него найдётся время позже. Ирландец взмахом руки велел ему оставаться на месте и с пистолетом наготове вошёл в коттедж. Ватсон почувствовал холод изнутри. Там уже давно никого не было, и никто не разжигал огонь в камине. Мелькнул луч карманного фонарика, и он услышал, как Койл осматривает дом, быстро и действенно.
Ирландец снова вышел наружу:
– Хорошая новость: никто из наших противников нас тут не ждёт. Плохая: вашего друга здесь нет. И худшая: дом, похоже, разграбили.
Ватсон вошёл следом за ним в гостиную, зажёг одну из масляных ламп и окинул взглядом открывшееся зрелище: немытые тарелки, горы сигаретного и трубочного пепла, неустойчивые стопки книг и журналов, остатки недоконченных экспериментов.
– Нет, отнюдь, – сказал Ватсон. – Вообще-то я бы сказал, что он прибрался.
Койл растерялся:
– В самом деле?
Ватсон кивнул:
– Холмс никогда не был самым опрятным из людей. – Он подошёл к камину и снял ветхую персидскую тапочку с крючка на выступающей части. Втянул носом воздух, ощущая едкий запах крепкого табака, потом подошёл к креслу и сел. – А теперь он кажется неспособным содержать экономку. Я через минуту сделаю нам чай.
– Вы не обеспокоены?
– Из-за Холмса? Конечно, обеспокоен. По нескольким причинам. Однако я догадываюсь, что произошло. Когда я сказал, что разум покинул Шерлока Холмса, я не имел в виду что-то окончательное. Просто время от времени у него проблемы с доступом к высшим способностям. Как будто его мозг застрял в нейтральной скорости, и он забыл, как переключать передачи. Всё началось с маленьких инцидентов: мгновения забывчивости, неспособности увидеть связь, которую в старые времена он бы заметил сразу. Что всего хуже, он понимал суть происходящего. Потому и отошёл от дел. Не хотел участвовать ни в одной из правительственных программ. У него есть репутация. Он хочет умереть с нею в целости и сохранности.
– Я это понимаю, – согласился Койл. – Мне жаль, чертовски досадно, что всё так сложилось… но вы сказали, что знаете, что с ним произошло?
Ватсон кивнул. Поначалу осознание того, что способности Холмса увядают, его ужасно расстроило, но война каким-то образом сделала это не такой уж трагедией. Все дряхлеют и умирают. Даже величайший – и единственный – в мире детектив-консультант. Теперь, думая о Холмсе, он представлял себе человека, который решил загадку знаменитого дрессировщика канареек, разобрался в смерти кардинала Тоски, в трагедии в Вудменс-Ли, где погиб капитан Питер Кэри. Это было в 1895 году. Что за год![53] Он по-прежнему чувствовал гул возбуждения от того, как дело за делом приходили к дверям дома 221 по Бейкер-стрит и вверх по лестнице, в 221-Б. Ватсон считал, что в то время детектив был на пике своих физических и ментальных способностей; он всегда мыслями возвращался к тому превосходному марочному вину «Холмс-95», когда думал о своём друге.
– Когда его мозг не работает как надо, – сказал Ватсон, –
«Никогда я не видел моего друга в таком расцвете духовных и физических сил, как в 1895 году… В этом памятном 1895 году Холмс произвел целый ряд любопытных и разнообразных исследований, начиная с выяснения причин внезапной смерти кардинала Тоски (по настоятельному желанию Ватикана) и кончая арестом преступника Уилсона: этот знаменитый тренер канареек был вместе с тем истинной язвой лондонского Ист-Энда. Вслед за этими громкими делами возникла трагедия в Вудменс-Ли: погиб при самых страшных и таинственных обстоятельствах капитан Питер Кэри». – Артур Конан Дойл, «Чёрный Питер» (пер. Н. В. Емельянниковой). Дела Тоски и Уилсона самим автором не описаны, но пробел восполнили продолжатели: Хью Эштон («The Death of Cardinal Tosca», 2013 г.) и Николас Мейер («The Canary Trainer: From the Memoirs of John H. Watson», 1993 г.).
