гад не имел права делать такие вещи за спиной Канцлера. Уэллс подумал об отце, о человеке, который имеет четкие критерии добра и зла. Отец никогда не разрешил бы ставить опыты на людях. Он может немедленно положить этому конец.
Кларк снова опустила голову на грудь Уэллса, он обнял девушку и прошептал:
– Я люблю тебя.
Через час, проводив Кларк до дому, Уэллс в одиночестве пришел на обзорную площадку. Он ощущал острую потребность что-то сделать. Если в ближайшее время ситуация не изменится, угрызения совести уничтожат Кларк. Уэллс отказывается молча наблюдать гибель любимой.
Уэллс никогда раньше не нарушал обещаний. С самого нежного возраста отец внушал ему, что руководитель всегда держит свое слово. Но Уэллс вспоминал слезы Кларк и понимал – выбора у него нет.
Он развернулся и зашагал к кабинету отца.
Они наполнили канистру водой из ручья и двинулись в обратный путь к лагерю. Уэллс довольно долго односложно отвечал на вопросы Октавии о Кларк, а потом попросил ее прекратить этот разговор. Октавия сделалась угрюмой, и теперь Уэллса терзало чувство вины. Октавия была милой девушкой и явно хотела как лучше. Интересно, а как она тут оказалась?
– Ну, – сказал, нарушая молчание, Уэллс, – а из-за чего тебя арестовали?
Октавия изумленно уставилась на него.
– Неужели ты не слышал версию моего брата? – Она одарила Уэллса натянутой улыбкой. – Он так любит рассказывать, как я попалась, когда воровала еду для малышни в моем детском центре – для бедных малюток, над которыми вечно все издеваются, отбирая их пайки? И как монстры из Совета, не моргнув глазом, засадили меня за это в Тюрьму.
Что-то в голосе Октавии заставило его выдержать паузу.
– Все так и было на самом деле?
– А какая разница? – спросила она так неожиданно устало, словно была гораздо старше своих четырнадцати лет. – Мы можем что угодно думать друг о друге. Если Беллами хочет верить в свою историю, я не могу ему этого запретить.
Уэллс остановился, чтобы поудобнее перехватить тяжелую канистру. Почему-то они оказались в незнакомой части леса. Деревья тут росли гуще, и Уэллс совершенно не узнавал местности.
– Мы заблудились? – заозиралась по сторонам Октавия, и в тусклом предвечернем свете Уэллс заметил панику на ее лице.
– Все будет нормально. Нужно только… – Он замолчал, потому что до его ушей внезапно донесся какой-то звук.
– Что это? – спросила Октавия. – Мы что…
Уэллс шикнул на нее и шагнул вперед, туда, откуда доносился треск ветвей. За деревьями что-то шевелилось, и он отругал себя за то, что вышел без оружия. Было бы здорово заявиться в лагерь с добычей: пусть знают, что не только Беллами способен охотиться. Звук повторился, и разочарование Уэллса превратилось в страх. Не добыть обеда еще полбеды, как бы им самим не превратиться в чей-нибудь обед.
Он уже подумывал схватить Октавию за руку и умчаться, но
