это понимал, но необъяснимо для себя в ответ на ее пренебрежение он потащил персик себе в рот, с каким-то мстительным ожесточением вгрызся в хрустнувшую, чавкнувшую плоть и стал есть, быстро, торопясь, не чувствуя ни вкуса, ни аромата, скрежеща зубами по косточке.
– Дай мне деньги, я поеду на вокзал, – сказала жена, когда он закончил есть и выбросил, промахнувшись, косточку мимо урны.
– Дождемся, возьмем вещи и поедем.
– Я хочу сейчас. – Она говорила преувеличенно спокойно и смотрела на него слишком прямым ваглядом. – И одна. Вещи ты возьмешь и привезешь.
Андрей поморщился.
– Ладно, не мели чепухи.
Жена взяла со скамейки кошелек, раскрыла его, вынула деньги – в руках у нее развернулись рубль и трехрублевка.
– Если ты не хочешь давать мне денег, можешь поехать со мной и купить мне билет сам. Пожалуйста.
– Ну, уезжай, уезжай, черт с тобой, поехали! – Андрей вскочил со скамейки, сгреб с нее в сумку весь парфюмерно-галантерейный развал и, не оглядываясь, пошел впереди жены к метро.
В кассах продавали броню, уходивший поезд прибывал в Москву ночью, желающих уехать им никого почти не было, и они тут же купили билет.
– Не провожай, – поджимая губы и не поднимая на него глаз, сказала жена, и Андрей повернулся и пошел – все тем же гулким, возносящимся на неимоверную высоту вестибюлем, спустился по той же стиснутой узкой аркой лестнице – на ту же площадь, что и нынче утром, только асфальт был сух, скупо-сер и солнце зашло.
Лишь уже на Невском он сообразил, что ему нужно было спускаться в метро, не выходя с вокзала, но не стал возвращаться, а быстро, неоглядчиво прошел половину проспекта до Гостиного двора и спустился там.
Ах, она жалеет!.. – крутилась в голове одна и та же фраза, и, кроме нее, ничего в голове больше не было.
В знакомом дверном проеме знакомого дома, прислонившись к косяку и обхватив себя за плечи, стояла Елена. На запястье у нее болталась сумка.
– Поедем вместе, – сказала она. – Поезд прибывает ночью, метро не работает, такси не поймаешь, я одна, – и ты собирался меня этим поездом отправить! Билет я сдала, не беспокойся.
Андрей хотел сказать, что она прекрасно знала все это и тогда, когда они покупали билет, но промолчал. Он поднялся по лестнице, позвонил, позвонил еще, еще – в квартире ничего не грохало.
Андрей спустился вниз. Жена все так же стояла у косяка, обхватив себя за плечи, ее бил озноб. Бледное ее лицо казалось голубоватым.
– Я тебя ненавижу, – шепотом сказала она, и Андрей услышал, как она сглатывает слезы. – Такой бесчувственный, бессердечный. Вечно всем недовольный. Всегда. И всегда я должна ублажать тебя… а сам ты как бревно – хоть бы палец о палец. И сейчас… все, что ты сегодня сделал, ты сделал, когда я… с твоим ребенком…
«О, черт побери! – с надрывом крутилось теперь в голове у Андрея. – О, черт побери!..»
– Я
