мышкой, а на поясе, словно меч. Хворяне побойчей даже устраивали поединки на градусниках. Некоторые так в этом деле натаскались, что записывались в дружину, дабы прибавить к скудному оброку княжеское жалованье.
Вот такой порядок был установлен в Посконии, а менять порядки никто не любит: вдруг станет еще хуже? Да ведь боляр с хворянами и настоящие болезни с хворобами не обходили, и на погост их носили, как всяких прочих.
К тому времени, как появиться бонжурским гостям на посконской земле, всем уже все стало ясно: боляре и хворяне делали вид, что страдают за народ, а народ делал вид, что верит в это.
Таков был неписаный общественный договор.
На счастье Посконии, в течение долгих лет никто не посягал на беспредельные ее пределы: степные орды откочевали пытать счастья в Чайной Стране и, как водится, застряли там надолго, перенимая нравы и обычаи побежденных, а державы Заката терзали друг дружку в малых и больших войнах.
В сборниках самых старинных карт, чертежей земных сразу за Уклониной помещалось пустое место – никаких тебе гор и лесов, рек и озер. Вместо них обычно красовалась надпись:
… – Да-а, – сказал горбун, выслушав рассказ сына шорника. – Чудна и удивительна посконская держава! Я, например, другой такой страны не знаю. А ты, Стремглав Обухсон, любишь ли свою землю?
– Люблю: иной-то ведь не видал! – признался Стремглав и потупился.
Но чем дальше они ехали, тем более мучили его стыд и обида за все, что попадалось на пути: за плохие дороги, за покосившиеся избы, за скудную пищу, за жадных и трусливых боляр, за коварных хворян, за продажных дружинников и дозорных, за похабные песни, за пьяные речи. Как назло, ничего хорошего по дороге не встречалось, словно попряталось оно, это хорошее, в болота зыбучие от греха подальше… А ведь, кажется, было же, было!
«Почему я стыжусь-то? – думал сын шорника. – Ведь я здесь ни за что не отвечаю!»
А на последнем в Посконии ночлеге окрестные мужики проводили их печальной песней:
Меж снегов и болот затерялася
Непутевая наша страна.
А вчера еще спьяну казалося —
Велика и обильна она!
Но когда поутру мы проснулися,
Истребили остатний рассол,
Огляделися и ужаснулися —
Что за изверг сюда нас завел?
Наши реки – отнюдь не молочные,
Берега их – отнюдь не кисель.
Ветры веют тут злые, восточные,
Так не лучше ль податься отсель?
Но куда бы мы ни устремилися,
Получаем суровый отказ:
«Земли эти давно населилися,
Тут хватает народу без вас!»
Эх, сердечный! Не сладить с соседями!
Оглядимся: кругом-то враги!
Значит, будем брататься с медведями.
Волк-товарищ, а ну, помоги!
Но и звери от нас отшатнулися,
Не желают нам шкуры сдавать.
Эх, зачем поутру
