Николай ходил опустошенный, часто глотая воздух чуть перекошенным ртом.
Так выкладываться не стоило даже из-за костюма и рубашки.
«Черт с ним, – подумал он, сдерживая ноги, рвущиеся раскатить по лестнице звонкую дробь погони, – черт с ним».
На улице накрапывало; реденький дождь неспешно сыпал из-за козырька. Николай замешкался у входа, опасаясь за сахар в авоське, и увидел урну. Она стояла справа от двери, переполненная окурками, клочьями промасленной бумаги, кусками шпагата, смятыми газетами и прочим мусором. Преодолевая отвращение, Николай перегнулся и заглянул в узкую щель между стеной и корпусом. Пусто.
«Вранье, конечно вранье. Сумасшедший, плетет ерунду, а ты ушки развесил», – и в ту же секунду увидел кошелек. Крупный, блестящий, с узором под крокодиловую кожу, он лежал прямо под ногами. Как его не заметили, не подобрали – чудо, просто чудо; кошелек взывал: «Возьмите, возьмите меня!»
«Иди сюда, золотая рыбка», – Николай перехватил авоську и торт в одну руку, нырком присел и подхватил находку.
«Пойдем, посчитаемся».
Денег в кошельке оказалось ровно на восемь Николаевых зарплат. Большие деньги, нечего говорить. Другой бы на его месте схватил и побежал, но Николай еще полчаса топтался у входа, демонстративно помахивая находкой. Хозяин бы сразу догадался, в чем дело, а для прочей публики – так, мается мужик, жену поджидает. Деньги он, правда, предусмотрительно переложил подальше во внутренний карман пиджака, от шпаны и дурного случая. Мало ли швали шлендает вечером у входа в гастроном?
Ровно через тридцать минут истек срок выполнения долга, Николай подхватил такси и с шиком помчался домой.
– Мебель купим, – сказала жена, выслушав рассказ и пересчитав деньги. – «Хельгу», если переплатить, достанут. А это откуда?
Он вытянула из бокового отделения кошелька полоску картона.
«Учиться, учиться и еще раз учиться!»
– Глупости, – Николай скомкал бумажку. – Закладка из последнего «Блокнота агитатора». Я тоже получил.
– Может, глупости, а может, и нет. Поживем – увидим.
Жить с новой мебелью стало куда приятнее. Особенно понравилась Николаю двуспальная кровать с высокими полированными спинками и огромным упругим матрацем. Уж как давили они его, как топтали и мучили, не удивительно, что через два месяца жена понесла.
Несколько недель после встречи Николай прожил в ожидании, резко оборачиваясь на шаги за спиною, прислушиваясь в автобусе, озираясь при входе в парадное собственного дома. Но ничего не происходило, просто совсем ничего. Когда напряжение спало, жена завела странный разговор:
– Ты бы, Коля, действительно, пошел бы учиться, – сказала она, причесываясь перед сном. Силу своих волос она хорошо знала: стоило ей распустить их, и Колю начинало одолевать непреодолимое томление. В такие минуты он был согласен на все, послушно, будто бык на веревочке,
