За тебя. За нас…
Он не дал ей продолжить и закрыл поцелуем шепчущие признания губы. Телефон зазвонил снова и продолжал звонить с настойчивым раздражением, но теперь он не был помехой их страсти. В этой комнате с ослепительным отпечатком солнца на стене, наполненной воспоминаниями прошлых лет и Сониными наивными и несбыточными надеждами, что эти воспоминания не утратят своей яркости, а реальность будет каждый день превосходить их, никто из них звонка уже не слышал.
А потом тишину разорвал звук благодарного поцелуя, шуршание газеты и ее возмущенные вздохи, когда они вместе снова и снова пробегали глазами по строчкам скандальной статьи.
– Ну, ведь ложь, все ложь!
Она порывалась скомкать страницу и швырнуть на ковер, а он крепче прижимал женщину к своему плечу и отводил в сторону ее негодующие пальцы, готовые вот-вот вцепиться в мятый лист.
– Не мешай!
– Как можно было все вот так опошлить, вывернуть наизнанку… И эти фотографии!
– Сонька, угомонишься ты или нет?
Илья зажал ей рот, не отрываясь от последней колонки. Она с усилием отклеила от лица его ладонь и снова уткнулась в текст.
– Нет, когда такое было, а? Ты помнишь, чтобы мы…
– Софья, дай мне прочесть! Или сейчас пойдешь вон из комнаты!
Но Соня вывернулась из-под руки, отобрала у него газету и по-турецки уселась рядом, забросив за плечи спутанные пряди волос. Взгляд у нее был виноватым и больным, как у приютского пса.
– Они разрушили всю твою жизнь! Ты должен опубликовать опровержение!
Она ждала чего угодно, глядя в его нахмуренное лицо, но только не того, что случилось потом. Он внезапно развеселился и, схватив ее за плечо, подтащил к себе ближе.
– Какой же ты ребенок, в самом деле!
Она инстинктивно увернулась от неуместного поцелуя, так что его губы проскользнули в сантиметре от ее щеки, и снова распрямилась, как отпущенная ветка.
– Что смешного в этой мерзости? Они вывернули наизнанку всю нашу жизнь. Как мы будем жить с этим?
– Ну, положим, лично я с этим жить и не собирался. Жить я буду с тобой, с удовольствием, между прочим, и без напрасных угрызений совести и трагических медитаций над паспортом.
– Я не понимаю, Илья. Ты хочешь оставить все, как есть?
– Если ты о нас – то да, все останется, как сейчас. Как будто я могу позволить какому-то писаке разрушить нашу жизнь несколькими бесталанными строчками. Если о статье – тоже да, но по другой причине. Тот, кто санкционировал этот шедевр журналистского расследования, надеялся меня зацепить. Не разрушить мою жизнь, а сделать банальную гадость. И чего он, по-твоему, добился?
– Все узнали… – в растерянности ответила она, не понимая, куда он клонит.
– Что узнали? Что я вырастил девочку и стал с ней спать, когда ей почти исполнилось тридцать? Эка невидаль! Сегодня подобной
