этих слов, чтобы уйти и не видеть, как она улеглась рядом со своим мертвым возлюбленным и вложила пальцы в его холодную ладонь. Живой мужчина, лишенный права быть любимым, стиснул зубы и закрыл за собой дверь, оставив любовников наедине.
С приездом полиции ему пришлось одевать ее, как куклу. Соня была безучастна и молчалива, и оживилась лишь, когда он, как заботливая нянька, собрал ее волосы неловкими пальцами и долго возился с заколкой.
– Я сама.
– Расскажи им. Я не бельмеса на этом птичьем языке.
Черноглазый офицер слушал с подчеркнутым вниманием, что-то записывал, переспрашивал, взглядывая на неподвижное тело. Павел не понимал ни слова из ее рассказа и злился, потому что хотел услышать именно эти подробности, которые теперь знала итальянская полиция, а он, как личный телохранитель, не знал. Горничная замерла у двери, сложив руки на кремовом переднике, и лишь иногда подносила к носу сухой скомканный платок. Несколько раз Мария попыталась поймать его взгляд, но он с раздражением отвернулся, не настроенный на обмен невербальной информацией. В какой-то момент Соня подозвала его, он подошел и стал отвечать на вопросы, которые задавал офицер. Соня переводила и крепко держала его за руку, как будто от этого его свидетельство становилось более значимым. Наконец, допрос прекратился, и женщина выронила его ладонь, разрывая связь.
– Я позвонил Розе, – негромко сказал он в обращенный к нему затылок с небрежно заколотыми черными кудрями.
– О, господи! – выдохнула она и ничего не спросила.
И он вдруг вспыхнул злостью на этот инфантилизм, на жертвенную трусость не знать, что сказали на другом конце мира.
– Она интересовалась тобой.
– Я не хочу это слушать.
– Тебе придется!
Он повысил голос, и офицер поднял голову от бумаг и с удивлением посмотрел на этих странных русских.
– Она переживает за тебя.
– Она заплакала, когда ты сказал? – Соня пропустила его слова мимо ушей, одержимая одной мыслью, но он промолчал. – Она много лет не любит его.
– Она любит тебя и жалеет.
– Ты ничего в этом не смыслишь, Павлик. Он ушел от нее ко мне. С чего ей жалеть меня?
– Ты дура! – Он с садистским удовольствием растянул букву «у», как будто отомстил ей за недавний безответственный поцелуй. – Она растила тебя, как дочь. И оттого, что ты оказалась неблагодарной тварью, ее любовь к тебе меньше не стала.
– Если бы она любила его…
– Их отношения тебя не касаются. Семейная жизнь – не праздник каждый день. Просто ты в своем эгоизме ничего об этом не знаешь.
– Заткнись! – Они оборвали перепалку, натолкнувшись на недоумевающий взгляд полицейского, и Соня неожиданно рассмеялась. – Он решил, что мы любовники.
– Еще чего!
В своем презрении друг к другу они были единодушны и напряженно замолчали,
