могут порождать они?и почему в святых скрижалях
убийство – первый смертный грех —
стал главной мерой воздаяния?
видать законы не для всех?
она молчала в своей грусти,
ответив тем на мой вопрос.
я был смущён своим распутьем —
наивным порожденьем грёз,
и вдруг, молчанью вопреки,
как нежный голос шепчет «спать»,
услышал странный я совет:
– Ты прекращай Завет читать.
но не последовал совету
немногословной старины.
и ветхость книг я изучал,
чтоб видеть суть и изнутри
познать все тайны и законы
церковной власти; мой удел —
стать дланью вышнего прогресса!
– я выбрал путь. я так хотел.
7
Шли годы прежней чередой,
меняя лица, песни, флаги.
обрёл я разума покой,
но не нашёл покой во взгляде
на суть природы человека,
его пороков и страстей,
любовных тайн во власти рока
и страха смерти; всё сильней
хотел я править не народом,
не загнивающей страной,
а чистым полем без намёка
на быт и суету плебеев —
хотел я власти над душой.
и я отрёкся от соблазнов.
мирскую я презрел тщету.
в посту и строгом воздержании
гордыню пестовал свою.
взирал на мир греха и тьмы
с высот провидцев и пророков.
в неравном с разумом бою
я в сердце породил жестокость:
в душе своей судил других
за недостаток дел благих,
судил воров, судил детей,
распутных вдов и матерей,
обжор и пьяниц, лень и праздность,
простых, безхитростных людей;
тем желчь в себе я собирал,
и под покровом правдолюбца
я стал безропотным рабом
честолюбивого безумства.
поборник правды и законов
стал выше храмов и толпы.
своей гордынею ведомый,
я власти захотел, увы.
я падал долго; в своей лжи
себе не смел я признаваться,
писал объёмные талмуды,
учил других, как надо жить,
в свою безгрешность свято верил,
жил праведно, не лицемерил,
и вот, однажды, за труды —
попал в объятья Сатаны.
8
Стрела Амура, плоть вспоров,
мне сердце разорвала в клочья,
а с ним покой моих годов,
пронзила разум, слепит очи,
и я на всё теперь готов.
немая страсть мне гложет душу;
в изнеможении скорблю
по тишине вчерашних мыслей,
как древний фараон иссушен
и в адском пламени горю.
что делать с этим? – я не знаю.
шальные мысли шепчут мне:
возьми её или убей!
и, вопреки любовной неге,
топлю я страсть свою в вине
и забытьи восточной лени —
кальянном дыме при луне.
