ведь. Нельзя ведь девочек, тем более кулаком, тем более в лицо. Плешивому, получается, можно. Значит, ему можно все – пока он сильней. А он сильней, так что надо просто тихо лежать и перетерпеть. Почти все через это прошли, и все терпят, Вероника говорила, отряхнемся, поплачем и дальше идем, а я-то чем особенная? Противно, но не смертельно.
И странно: ведь только что, пять минут назад, была совершенно счастливой, в своем доме с любимым, а теперь по морде дают и насилуют.
Прямо над головой у Виталика.
– Виталик! – закричала Марина как могла громко.
Плешивый на секунду замер и с размаху ударил, но Марина уже была готова к этому и сумела увести голову. Кулак врезался в стену, плешивый выматерился. Значит, говорить умеет, а не только бить и улыбаться. Марину это почему-то приободрило. Она, пока есть время, набрала полные легкие воздуха и снова заорала:
– Виталик!
Теперь плешивый попал, локтем в зубы, рот залило теплой медью, Марина всхлипнула и закашлялась.
– Молчи, сука, – пробормотал плешивый, сползая с груди, рывком разодрал вскрикнувшей Марине колени и со стуком исчез.
Марина полежала, дыша и слушая гулкие звуки ударов и оборванные вскрики плешивого, иногда попадавшие в такт Кутуньо с оркестром. Вытерла воротником слезы, гадливо отбросила пакет с сахаром, который все это время, оказывается, сжимала в руке, запахнула халат, застегнув пару сохранившихся пуговиц, и с усилием села. Голова кружилась, все казалось ненастоящим: грязная комната, кровать, солоноватая вонь во рту и плешивый манекен, которого Виталик приподнимал и бил, молча, размеренно, руками и ногами. Марина наблюдала за этим без удовольствия, но с удовлетворением. Она не знала, что человек может так бить – и что так можно бить человека. Хотя плешивый, конечно, не человек.
– Виталик, – пробормотала она, когда Виталик взял стул.
Виталик замер, не опуская стула из недрожащих рук.
– Виталик, не надо. Убьешь.
– И что? – спросил Виталик, не глядя на Марину.
– Сидеть за такое…
Виталик, поигрывая стулом, уточнил:
– За такое?
Посмотрел-посмотрел и аккуратно, без стука, поставил стул. Улыбнулся и сказал:
– Сидеть вообще неправильно.
Он посмотрел на Марину, и улыбка стала оскалом. Виталик спросил:
– Хочешь сама разок врезать?
– Нет, – сказала Марина с омерзением и поспешно – чтобы не согласиться.
Виталик кивнул и стал ногой старательно, будто рисуя на песке, раскладывать неподвижного плешивого по полу. Зачем, Марина не поняла, а Виталик, убедившись, что плешивый застыл в позе расслабленной морской звезды, с разведенными конечностями, хэкнув, пнул гада в пах. Марина вздрогнула, плешивый всхлипнул и медленно, ноя почти ультразвуком, свернулся в кучку.
– Пошли, – сказал Виталик.
Вздохнул,
