которая была у нее в корзинке. Еще в корзинке у нее были книжки и вязанье – торчали спицы, воткнутые в клубок красной шерсти. Такое впечатление, что она только что вязала, а как наступило время выходить на сцену – воткнула спицы в клубок и пошла.
Ее история начиналась словами: «В тот день, когда отец ушел, Кассандра так опечалилась, что пошла в сад и похоронила свою любимую куклу».
Я слушала во все уши, потому что эта девочка из истории была совсем как я. Я заметила, что мама поглядывает на меня время от времени, но не обращала на нее внимания, чтобы не отвлекаться. Закончив рассказ, писательница посмотрела в зал поверх красных очков и спросила:
– Может быть, у вас есть вопросы?
Молчание, а потом какая-то женщина сзади подняла руку и спросила:
– Откуда вы черпаете идеи для ваших рассказов?
Понятно, что она спросила не то чтобы из интереса, а просто из вежливости, потому что неловко ведь, когда все молчат. Но писательница все равно отвечает. Идеи, говорит она, приплывают сами собой, а откуда – она даже не знает. Возникают, как из тумана. Не очень понятное объяснение, но человек сказал правду, как мог.
Тут начали задавать вопросы дети:
– А почему вы назвали девочку Кассандрой?
– Что случилось с собачкой? Про нее говорится в начале рассказа, а куда она подевалась в конце?
Писательница улыбается от этих вопросов. Она говорит, что собачка никуда не подевалась, просто о ней больше ничего не говорится, но, возможно, это ее ошибка. Я удивляюсь, когда это слышу, потому что никогда не думала, что писатели могут делать ошибки. Потом она начинает перечислять, с кем можно поговорить, когда чувствуешь себя таким несчастным, как Кассандра – с учителем, с другом, ну и, конечно же, с бабушкой и дедушкой.
И тут я поднимаю руку.
Она сразу указывает на меня – я знала, что так и будет, потому что с самого начала она заинтересовалась мной. Она все время посматривала на меня, когда читала, а теперь наверно думает: вот я скажу что-то интересное и необычное.
– А я вообще никогда не видела своих дедушек и бабушек.
Она улыбнулась и наклонилась вперед, ей и вправду стало интересно.
– Почему, милая?
– Потому что папины родители умерли, а мама со своими не разговаривает с тех пор, как я родилась.
Мамины руки в зеленых рукавах обхватывают колени.
Но писательница все понимает, она сильнее наклоняется вперед и говорит:
– Как интересно! Я была уверена, что ты скажешь мне что-то необычное.
Все решают, что это конец встречи, и начинают расходиться.
– Тебе понравилось? – спрашивает мама.
Опять я киваю, и все, я не могу спокойно говорить после того, как вот так только что выступила перед всеми.
– Пойдем перекусим, Кармел. Ты, наверное, проголодалась. Я, по крайней мере, ужасно.
Я благодарна ей, потому что знаю – ей очень хочется спросить, не
