подвинула рюмочку к бутылке. Бугаев решительно забрал бутылку со стола и повысил голос:
– Отсутствие дорог и транспорта, чтобы перевозить школьников, отсутствие этих самых школьников, которых осталось в единственном числе – наша Северина, которой в этом году исполняется десять!..
– Да он уже принял! – заметила тетка Армия. – А ну не тронь бутылку! Северину в интернат не отдадим, потому что там каждый год то корь, то свинка повальная! Кормят отбросами. А школу Севка экстерном кончит, если захочет. Я как ближайшая родственница...
– Любава ближайшая! – перебила ее Кукушка.
Как всегда, перешли к выяснению родства. Северина стащила со стола подарок – цветной пакет из плотной бумаги – и села у печки поедать конфеты. Конфеты были разные – каждой масти по три штуки. Еще маленькая упаковка с четырьмя печеньями и большая ириска гематогена. Северина начала с шоколадных конфет, постепенно освобождая их от фантиков, по мере отгрызания передними зубами маленьких кусочков.
Ближайшей родственницей Северины была Любава Полутьма – троюродная сестра умершей Варвары. Осиротев, восьмилетняя девочка собрала всех прописанных деревенских – девять человек – и попросила оставить ее в деревне на проживание. Собравшиеся стали распутывать родственные связи всех Полутьмов, которых в деревне было большинство, да и деревня называлась Полутьма. Армия вынуждена была признать, что для матери Северины троюродная сестра ближе по родству, чем свояченица, к тому же – сама она не Полутьма, а просто Петрова. И согласилась быть опекуном номер два. Единственным человеком, который молчал все четыре часа выяснения родственных связей и небольших потасовок при этом, был Немец – второй мужик в деревне кроме бывшего председателя колхоза. Дождавшись полного утомления спорящих, он в конце спокойно заявил, что детей, подобных Северине, государство должно наблюдать в специальных исследовательских центрах. За что получил сильный удар в лицо от тетки Армии и был изгнан из-за стола переговоров с обещанием сжечь его усадьбу, пасеку и лодочную пристань, если он еще хоть раз скажет про обследование Северины.
За столом налили рюмочки уже по второму разу.
– За новый тыща девятьсот девяносто второй! – объявил вставший Лаврентий.
Когда бутылка опустела, Солодуха достала из-за пазухи чекушу самогона, но тетка Армия категорически воспротивилась.
– Мне еще хлебом заниматься, а от твоей бурды я в отключку – штопором!
Солодуха убрала бутылку и обиделась. Поднялась, засобиралась уходить.
– И нам пора, – встал Лаврентий и многозначительно посмотрел на Северину. – Пойдем проверим условия проживания несовершеннолетней. Произведем, так сказать... осмотр...
Он пошатнулся, наклонился за упавшей у стола ушанкой, а сам быстрым взглядом окинул Северину. Девочке стало интересно – она поняла, что Лаврентий совсем не пьяный.
Пришли в ее избу. Солнце шло на закат. В избе холодно. Лаврентий сел у двери на скамью, положил рядом рюкзак, снял ушанку, пригладил волосики на макушке и сказал буднично.
