style="font-size:15px;"> Поначалу адвокат не ответил.
– Я права, верно? – повторила я.
И снова – без ответа.
Я вздохнула.
– Ну, говорите.
Оливер осторожно огляделся по сторонам.
– Невиновность – всегда спорный фактор, особенно когда идет речь о смертной казни. – Он почти прошептал эти слова, явно подчеркивая слово «невиновность», как будто оно действительно имело особое значение лично для него.
Правда в том, что в какой-то момент я действительно думала, что невиновна, но уверенность продержалась недолго – как подростковая гиперсексуальность или желание съесть шоколадку.
– Знаете ли, Олли, в Европе есть около пяти тысяч одиноких женщин, которые страшно хотят выйти замуж за мужчин, сидящих в тюрьме, – сказала я. Мой собеседник не ответил; не думаю, чтобы он был удивлен. – Вы ведь англичанин, верно?
– Формально – да, – кивнул юрист, не осознавая, что я едва слушаю его. – Вообще-то я валлиец. Я родился в Кардиффе.
– Хорошо. Так сколько у нас, женщин, есть английских Ромео?
Адвокат промолчал. Он просто онемел.
Я приложила ко рту ладонь, сложенную трубочкой.
– Я подскажу вам. Столько же, сколько и русских.
Опять тишина в ответ. Его молчаливость не сильно меня удивила. Ответное молчание растет откуда надо. В конце концов он пришел сюда, как этакий Аттикус Финч[2], но не понимает, что чопорная учтивость в теле бледного валлийского футболиста – не самая эффективная юридическая тактика.
– Олли, вы должны быть легки на подъем, если хотите «сделать» тех остальных адвокатов, – сказала я, щелкнув пальцами. – Они сюда приходят раз в полгода вымаливать мне час свободы в день, понимаете ли. Давайте. У вас получится лучше.
Стэнстед не принял мою подачу, и я решила, что он просто очередной самоуверенный адвокатик.
– Ладно же, – сказала я и отняла трубку от уха. – Охрана!
– Ноа, пожалуйста, выслушайте, – чуть слышно сказал Оливер, наконец; я едва улавливала его слова, исходившие из трубки в моей застывшей руке. – Пожалуйста, не кладите трубку.
Он поднял руку к перегородке. Четыре пальца коснулись плексигласа, я даже смогла увидеть слабые отпечатки, бледные полоски в круге подушечек, неожиданно мясистых. Их тепло затуманило стекло.
– Мы очень хотели бы поговорить с вами, – добавил адвокат.
Я ждала, что он назовет имя, но он молчал. Я уже было отвернулась, когда Стэнстед снова постучал по плексигласовой стенке, умоляя меня выслушать его. Я едва расслышала имя сквозь шум – не мой шум. Он жестами просил меня взять трубку и приложить ее к уху. И через десять лет после того, как за мной закрылись двери камеры, глядя на этот неуместный валлийский оскал, я могла поклясться, что Олли Стэнстед называет имя матери Сары.
– Мы? – спросила я, поднимая трубку.
Герой романа «Убить пересмешника», адвокат, защищающий чернокожего, обвиненного в изнасиловании белой женщины.
