три века назад этот город, растянувшийся вдоль Сибирского тракта. Долгие годы в храме был склад швейной фабрики. А у подножия его – детские ясли, куда когда-то в пеленках приносила меня мать, отправляясь на эту самую фабрику, чтобы шить «зеленку» – форму для солдат «непобедимой и легендарной».
Сейчас храм возрожден, здесь уже есть приход. А швейная фабрика захирела, потому что «зеленка» уже не требуется в таких огромных количествах, как раньше, а ничего другого здесь шить так и не научились.
Здешний священник отец Евгений крестил мою дочь. Проведя в храме несколько часов, я почувствовала, что у моего родного города появилась душа. Ничего более величественного и прекрасного в городе просто нет. И нет другого места, где с людьми говорили бы о вечности.
Отец дал мне фамилию, которая до моего приезда в Свердловск и вступительных экзаменов в Уральский университет ни у кого никаких вопросов не вызывала. А на творческом конкурсе меня спросили: «А вы не родственница того Татищева?» – «Какого?» – совершенно искренне удивилась я. Члены комиссии понимающе покачали головами, мол, все понятно, девочка из глухой провинции. Потом я разыскала энциклопедию Брокгауза и Ефрона, выписала для себя все про графа Василия Никитича Татищева, основателя Екатеринбурга, историка и географа. Мой ли это предок? Ничего определенного сказать нельзя, потому что мой отец родом из глухой деревни в Пермской области (она, видимо, была «неперспективная», и много лет назад ее просто распахали, там теперь поля). Кстати, фамилия моего отца стала вызывать интерес к нему историков и журналистов только несколько лет назад, когда Екатеринбургу вернули его историческое имя, на Сибирском тракте поставили верстовые столбы, и все больше людей начали понимать, что история России в целом и Урала в частности началась не в 17-м году XX века.
Потом я узнаю, что еще один мой однофамилец в 17— 18-м годах сопровождал семью последнего российского императора сначала в Тобольск, а потом в Екатеринбург. Это генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев, убитый без суда и следствия за неделю до расстрела в Ипатьевском доме. В книге Николая Соколова «Убийство царской семьи» я прочла мнение об этом человеке: «Татищев держал себя с достоинством, вообще, как должно, что тогда в среде придворных было редким исключением»1. Он был вторым человеком из придворных, кому опальный император предложил сопровождать его в Тобольск. Первый, кому это было предложено, – князь Нарышкин – отказался. Соколов пишет: «Позднее, когда Татищев был отделен от семьи и заключен в тюрьму, намекая, видимо, на раздумье Нарышкина, он говорил своему компаньону по тюремной камере: «На такое Монаршее благоволение у кого и могла ли совесть дерзнуть отказать Государю в тяжелую минуту? Было бы нечеловечески черной благодарностью за все благодеяния идеально доброго Государя даже думать над таким предложением, нужно было считать его за счастье»2.
