что Тамаре сейчас не хватает подружки ее возраста – гости все гораздо старше и им удобнее считать Аллу женой Семена Михайловича.
– Хорошо, – соглашаюсь я. Действительно, так гораздо проще.
– Ну что делать, скажи? – спрашивает она.
– Будь рядом, – советую я.
– Да устала я изображать такую дурочку-лапочку, – вздыхает Тамара. – Она, стерва, знает, что делает. Детки-то ее остаются здесь. Нет, подумай, как тебе это нравится? Она решила прокатиться в Париж, а детей бросает тут!
– Она оставляет детей отцу, – осторожно замечаю я, – наверное, имеет право.
Я уже жалею о том, что мы перешли на «ты» и о том, что она-таки вынудила меня говорить об этом. Мое мнение в этом случае не значит ничего. А отношения с Тамарой я портить не хочу.
– У всех есть права! У всех! И только я здесь не имею никаких прав! – возмущается Тамара.
На кухню заходит Семен Михайлович. Он спокоен и доброжелателен. Я смотрю на него взглядом верной собаки и жду указаний. Он, видно, чувствует мой немой вопрос и говорит спокойно и ласково:
– Эля, все идет просто прекрасно. Вы – молодец. Организация – на высшем уровне. Все очень довольны.
Я в общем-то не старалась устроить здесь деловое мероприятие, где можно было бы говорить о «прекрасной организации», но я понимаю, что он хотел сказать – просто он привык выражаться таким деловым языком.
– Спасибо, мы стараемся, – лепечу я.
– Тамарочка, Алла собирается уходить, – говорит Семен Михайлович, – Ты не хочешь попрощаться?
В этом вопросе концентрируются все его чувства – собственнические по отношению к Тамаре, уверенность по отношению к ситуации, сдержанность и (мне хочется так думать) уважение по отношению ко мне.
– Ты считаешь, это нужно? – спрашивает Тамара.
– Я считаю, это будет прилично – если хозяйка дома попрощается с гостьей, – подчеркивает он, как бы подсказывая ей, как нужно себя вести.
– Если ты так думаешь… – Тамара скромно тупит глазки и надевает на себя маску милой маленькой девочки.
Я смотрю на Семена Михайловича, не зная, нужно ли мне выходить говорить «до свидания» его бывшей жене. Но он не замечает моего взгляда, а, может быть, он и сам не знает, как мне нужно поступить – у него ведь не было до меня домработниц.
Они выходят из кухни.
Через некоторое время сюда заходит Алла. Она, кажется, с трудом сдирает с лица очаровательную улыбку и делает выдох.
– Ну вот, – говорит она, – со всеми попрощалась, теперь хочу вам сказать пару слов.
Я сжимаюсь внутри, но стараюсь не показать своего напряжения. Семен Михайлович сказал мне, что все прекрасно, значит так и есть!
– Вас, кажется, Оля зовут? – спрашивает она.
– Эля, – отвечаю я.
– Эльвира?
– Элеонора.
