помощник генерал Корсаков хотя и очень часто посещал корпус, но мы его никогда не видели, только когда он случайно проходил через столовую, когда мы сидели за обедом или завтраком, чтобы пройти в директорскую комнату. В классах он при мне ни разу не был. Но о нем среди пажей хранилась добрая память как о прекрасной личности и как о директоре корпуса в шестидесятые годы.
Директор Мезенцов был просвещенный педагог, он отлично поставил 2-ю Московскую военную гимназию, директором которой был и которая считалась в то время лучшей, но когда я поступил в корпус, Мезенцов уже был совсем больным, его здоровье было расстроено, и мы его редко видели; вскоре по моем поступлении он пришел к нам, собрал всех вновь поступивших пажей и сказал нам очень простую, но хорошую речь, которая на нас, детей, произвела сильное впечатление. Но, благодаря своему нездоровью, он иногда месяцами не показывался в корпусе и, обходя, часто спрашивал фамилии пажей. Инспектор классов Алексеев не внушал нам доверия, это был очень недурной человек, доброжелательный, но какой-то суетливый, мы его почему-то звали «сыроежкой». Правда, у него лицо было похоже на гриб.
Его помощник Смирнов был очень не представителен и некрасив, но в нем чувствовалась доброжелательность, и мы его очень любили и всегда рады были, когда Алексеев уезжал и он оставался за него.
Воспитатель мой – Скалон – был выдающейся личностью, он всегда старался помочь; при всей своей строгости и педантичности, он был очень сердечен и старался не выводить наружу проступки пажей. Мы его очень любили.
Другие два воспитателя нашего возраста: Гресбек – был неприятен, придирчив, мы не любили его дежурство и были настроены против него, так как он не был русским. Лавров – был задушевный и очень добрый человек, но как воспитатель был слаб, недостаточно строг и чересчур уж снисходителен. Мы его очень любили и старались не подводить.
Время в корпусе проводили мы следующим образом: в 6 часов утра нас будили – раздавался бой барабана, или звук горна, или трубы – в зависимости от того, кто дежурил, а так как при корпусе было пять барабанщиков, три горниста и один трубач, то чаще всего будили барабаном. При этом барабанщик с боем обходил всю спальню мимо всех коек. Первое время с непривычки мы вскакивали в испуге, это страшно действовало на нервы, но потом мы быстро привыкли, и некоторые спокойно продолжали спать. Самым приятным для нас было, когда дежурил кавалерийский трубач, звуки трубы звучали благородно и красиво.
На умыванье и одеванье давалось полчаса. Дежурный воспитатель следил, чтобы каждый из нас вымыл хорошенько и шею, и руки и вычистил зубы. В 6.30 по команде мы строились и давался сигнал «на молитву». Один из пажей, по назначению дежурного воспитателя, произносил утренние молитвы, после чего давался «отбой», и мы строем шли в столовую, помещавшуюся внизу в большом зале с колоннами. Занимали места по десять человек за стол, садились по команде воспитателя. Нам давали каждому по большой французской булке или большому калачу и чаю в кружках сколько угодно.
