Хэглер кивает и что-то записывает. Что происходит? Джо ничего не делает, просто сидит себе спокойно на этом чертовом стуле, слушает, как его жена обвиняет его в «странности». А теперь и доктор соглашается. Весь этот разговор начинает попахивать заговором.
Роузи похлопывает его по руке. Он поднимает на нее глаза. Ее руки сложены на коленях. Лицо обращено вперед, она смотрит на доктора Хэглер. И тут он замечает, что его левый локоть прыгает вбок, ударяясь о руку Роузи. Он ерзает на стуле, пытаясь от нее отодвинуться. Эти стулья, мать их, для карликов придумали, и стоят они слишком близко друг к другу. Он смотрит вниз и видит, как его левая нога выделывает кренделя на полу. Ну ладно, он дергается. Он нервничает, матерь божья. Все дергаются, когда нервничают.
– Вы пьете, Джо? – спрашивает доктор Хэглер.
– Пару пива, иногда глоточек виски, но не больше.
Сейчас бы ему глоток виски не помешал.
– Наркотики?
– Нет.
– Давайте поговорим о вашей семье. У вас есть братья или сестры?
– Сестра.
– Старшая или младшая?
– На полтора года старше.
– Как у нее со здоровьем?
– Неплохо, я думаю. Точно не знаю. Мы не очень-то общаемся.
– Как ваши родители?
– Отец умер от рака простаты девять лет назад. А мать умерла от пневмонии, когда мне было двенадцать.
– Можете поподробнее рассказать мне о вашей матери? Что привело к пневмонии, вы знаете?
– Не уверен. Она была в больнице Тьюксбери, когда это случилось.
– По какой причине?
– Она была алкоголичкой.
Произнося эти слова вслух, Джо понимает, что звучат они глупо. Алкоголики отправляются в Общество анонимных алкоголиков, а не в больницу Тьюксбери. Не на пять же лет.
– Ей когда-нибудь ставили какой-то другой диагноз, кроме пневмонии?
– Я не знаю.
– Как она выглядела, когда вы ее навещали?
Джо задумывается, пытаясь вызвать в памяти образ матери в больнице – необычное упражнение, поскольку он много лет провел, делая совсем наоборот, стараясь стереть каждую секунду того, что он там наблюдал. Сейчас он ее видит. Она на кровати. Ее ноги, руки и лицо извиваются, принимая жуткие, нечеловеческие позы.
Хотя яснее всего перед глазами встают ее кости. Кости его матери: выступающие скулы и челюсть, торчащие плечи, ее ребра, костяшки, коленные чашечки. Он помнит скелет матери. К концу стало легче представлять белые кости под ее кожей, чем то округлое, полное лицо и фигуру, что были у нее прежде. Легче стало верить, что мамы больше нет, что женщина на кровати – труп, в который вселился злой дух.
– Он была худая, очень.
– Так. А тети, дяди, двоюродные братья и сестры со стороны матери? У них были проблемы со здоровьем?
– Семья матери осталась в Нью-Йорке, когда мама вышла замуж за отца.
