тому, что произнес, слишком уж это прозвучало по-восточному, выспренно, слишком уж ненатурально, ужаснулся своим словам, но виду не подал. – Завтра я буду в это время ждать вас, – сказал он, – здесь же!
– Вы что, живете с включенным таймером?
– Да, живу с включенным таймером, – подтвердил Белозерцев и, увидев, как в глазах девушки зажглись крохотные неяркие костерки – там, в глазах, в зрачках шла своя жизнь, которую Белозерцеву не дано было понять… «До поры до времени не дано», – сказал он самому себе, повернулся и ушел.
Ему жаль было уходить, он понимал, что эту девушку он может не увидеть никогда, но вместе с тем это было единственно верное сюжетное решение, других вариантов не существовало.
Он ни разу не оглянулся. Почти бесцельно, с пустой головой миновал один кривой арбатский переулок, потом второй, за ним третий, вышел на Арбат, остановился перед витриной тщательно отреставрированного магазина, в котором были выставлены платья известной парижской фирмы, потом снова втянулся в очередной старый проулок. Он в эти минуты походил на человека, который ищет свое прошлое – и верно ведь, он искал свое прошлое, ибо девушка в белом принадлежала к тому времени, которое он когда-то покинул. А возврата назад, как известно, нет. И никогда не будет.
Жаль, что не все это осознают. А на тех, кто осознает, наваливается такая глухая тоска, что синее небо над головой мигом становится черным, ночным. И размером небо бывает не больше детской варежки.
Именно такую тоску ощутил сейчас Белозерцев. В ушах у него возник назойливый звон, во рту сделалось горько, он попробовал сглотнуть эту горечь – не удалось. Белозерцев выругался. Ему захотелось развернуться на сто восемьдесят градусов, помчаться назад, на Смоленку, схватить девушку за руку, сказать ей что-то важное, единственно верное, но… Было поздно.
На следующий день он снова появился на Смоленской площади у несуразного мидовского здания. Девушка в белом была уже там, только одета она была не в белое, а в строгий, без единой морщинки костюм асфальтового цвета.
– Похоже, вы никуда отсюда не уходили, – неожиданно глупо, дрогнувшим голосом произнес Белозерцев.
– Ага. Я тут живу, – она засмеялась.
Белозерцев почувствовал, как с него сползла, стекла вся тяжесть, набравшаяся за прошедший день, ему даже дышать сделалось легче, а серое небо над головой стремительно посветлело, обрело глубину и цвет. Задерживая в себе осекающееся дыхание, он виновато отвел глаза в сторону.
Звали девушку Викой.
Нет, то, как они познакомились, он никогда не забудет.
– Я все помню, я все хорошо помню, – медленно проговорил Белозерцев, понюхал ее волосы, – в первый день ты была неприступна, как Троя…
– Неудачное сравнение, – заметила Вика.
– Я понял, что мне ничего не светит, развернулся на одном каблуке и, как броненосец
