должно
проходить, – и, как прежде, то муча, то жаля,
прямо в сердце мне врезано Ваше окно,
и горит, и горит – и я не возражаю.
В том окне всё пируют – и дай-то им Бог
пировать, своих сроков не опережая,
и, бокал подхватив за сверкающий бок,
позабыть обо всём, что я смог и не смог…
Я живу хорошо. И мой сумрак глубок.
И легка моя жизнь, и я не возражаю.
Старьёвщик-вечер собирает в горсть
нелепые дневные сувениры:
листок породы оторви-да-брось,
брелок с ключами от пустой квартиры,
записка… то есть подпись из неё,
мотивчик – надоедный, хоть не слушай…
Чудесное смешное вторсырье:
дай только срок – оно ещё послужит,
лишь ночь настанет!
И настала ночь,
и я – опять спускаясь в ад из рая -
всё то, что удалось мне приберечь,
кладу перед собой – перебирая
бесценный мой, прекрасный мой утиль:
билетик, кремешок от зажигалки…
А на ботинках серебрится пыль
от нашей с Вами утренней прогулки.
Когда я вдруг исчезну
в лирическую бездну
и Вам вдруг станет плохо -
Вы напевайте Баха.
Навязчивые мысли
оставив в пыльном кресле,
Вы напевайте Баха
от вздоха и до вздоха.
Забудьте все печали,
пойдите на качели
и напевайте Баха
от взмаха и до взмаха.
А к моему прощайте
себя не возвращайте:
не поминайте лихом,
а поминайте Бахом!
В этом тяжёлом месиве
слов, поцелуев, встреч
я бы на Вашем месте бы -
но не об этом речь.
Там, посредине пёстрого
мира больших надежд -
что там на месте острова:
музыка или брешь?
А в небесах смущение,
видное через щель:
дескать, что за смещение
всех на земле вещей?
Место предметов – мысленно -
заняли облака.
Бедная моя истина,
Бог с тобой и – пока!
Не гадать по птичьим стаям,
не гадать по крышам зданий,
сколько мы с тобою стоим
в день базарный, в день бездарный, -
но как можем пощебечем
над весёлыми лотками!
Чем нас взять? Да, в общем, нечем -
разве голыми руками.
Не спасти беспечной ноши
от одной седой стихии -
сдует ветром жизни наши,
словно
