Слева и справа поблескивали лакированные ручки запертых кабинетов, таблички под золотое тиснение с фамилиями специалистов и руководителей. Все цивильно в офисном корпусе, вопреки производству, дышащему на ладан.
Чеканя шаг, Евгений Борисович прошествовал по коридору. Прежде чем взяться за рычаг кодового замка выходной двери, оглянулся. Из щелей дверного проёма комнаты архива изливался свет. Неужели Полина задержалась, как он? Нет, она бы сообщила, и кроме того, у неё ребенок, которого нужно вовремя забрать из детского сада. Есть муж, которому надо приготовить ужин.
Что-то тут не ладно.
Он постучался в дверь архива. Стук возвратился слабым эхом. Чуть тронул дверь – как будто заперто изнутри. Дернул сильнее – звякнул засов замка.
– Полина, это ты в комнате?
– Нет, это я, – проскрежетал сдавленный голос, как будто старческий.
– Валерий Борисович?
– Валерий Борисович, – послышалось из-за двери.
Что за чертовщина?! Кто-то глумится? Голос странный. Как будто знаком, но звучит как из могилы заживо погребенных.
Зданию скоро восемьдесят лет. В его стенах за эти годы трудились, пожалуй, несколько тысяч человек. Несколько тысяч судеб, так или иначе, соприкоснулись со стенами здания. Пора появиться привидениям, как в старинных замках, как в любом доме, прослужившим не одно поколение.
– Вы работаете, Валерий Борисович?
Что-то тяжелое грохнулось на пол. Алая струйка выбежала из-под двери. Евгений Борисович едва успел отскочить, пристально вглядываясь на расползающееся красное пятно. Боже мой, вдруг у него случился очередной инсульт. Евгений Борисович, что есть силы рванул дверь на себя. На это раз дверь легко поддалась. Он едва сам не упал от резкого рывка.
В комнате никого не оказалось. Мерцала настольная лампа; несколько архивных папок аккуратной стопкой обосновались на краю стола. Одна папка раскрыта и лежит точно посередине стола. Алая струйка вытекала из лежащей на полу пластиковой бутылки. Евгений Борисович наклонился, чтобы вернуть ей вертикально положение, но не удержался и сам грохнулся на пол. Качнулся стеллаж с кипой архивных документов. Евгений Борисович вскочил, точно ужаленный, придержал стеллаж. Сердце ухнуло от странного ощущения: от металлических полок исходило противодействие, словно их поддерживали с обратной стороны. Чертыхнувшись, щелкнул выключателем. Поскорее отсюда уйти, игры с невидимками не в его правилах.
В этом техотделе вечно что-то происходит. Он знал его репутацию, сам начинал в нём работать. А суть такова: кто хоть год проработал в техотделе, сотворит необычную судьбу. Это факт, это проклятие, это благо.
Без полоски света у порога вход в архив зиял черной дырой. Шагни в неё – и сгинешь навеки. Внезапно захолонуло сердце; он словно на минуту отключился от реальной обстановки. Вдруг обдало жаром. Евгений Борисович
