сердобольная женщина. Она подкармливала несчастного и сейчас не забыла прихватить из дому кое-что съестное.
– Шляется твой полудурок по лесу! – отмахнулась баба Клава. – Не бойся… Прибежит! Дурак дураком, а пожрать горазд, – раздраженно добавила она.
Следы бурного пиршества виднелись всюду. Пол перехода, соединявшего бассейн с гостиницей, был усеян кожурой фруктов, смятой фольгой от шоколада и конфет, пластиковыми одноразовыми тарелками с остатками пищи. Опорожненные бутылки валялись повсюду, поблескивая стеклянными боками под светом невыключенных ламп. Ворсистые ковровые дорожки, устилавшие пол перехода, хранили на себе отпечатки грязной обуви гостей.
Оторопевшие уборщицы растерянно обозревали коридор.
– Бляха-муха! Это же надо так зас…ть! – выдавила из себя баба Клава, развязывая платок. Ногой, обутой в разношенный сапог, она отфутболила пустой стакан. – Скоты! – с пролетарской ненавистью добавила уборщица.
Ее напарница подавленно молчала, прикидывая в уме, сколько времени придется потратить, чтобы вычистить эту помойку.
– В бассейн и заходить не хочется! – наконец подала голос баба Вера. – Степаныч очнется – спустит воду… Господи, приличные люди, кажись, отдыхали, а такое учудили…
– Рожи, рожи свинские! – яростно выкрикнула напарница. – Мы нищенствуем – они жируют. Деликатесы в их глотки не лезут! Верка! Пора к коммунякам в партию записываться. Будем буржуев душить! – Она потрясла кулаком, угрожая невидимому противнику.
Ее подруга засмеялась сухим дребезжащим смешком:
– Митингуй не митингуй, а бассейн нам убирать придется. Хватай ведро, швабру, коммунистка ты моя, и вперед.
– Чушка ты дубовая! Бесчувственная совсем! – зачастила старуха, срывая злость на подруге. – Ездили на тебе всю жизнь кому не лень! Ничего, кроме тряпки да этого ведра, не видела.
Баба Вера шаркающей походкой прошла по коридору и скрылась за дверью мужской раздевалки. Вслед летело тарахтение подруги:
– …не рвись, как ломовая лошадь. Привыкла вкалывать на других, ударница-стахановка! Тебе начальство хоть раз «спасибо» сказало? Никогда! – Голос уборщицы гулким эхом разносился по пустому коридору. – Этот боров вислобрюхий, – переключилась она на персону мэра, – со своим стадом отбесился, а мы дерьмо телегами вывозить должны! Где справедливость, я тебя спрашиваю? – Не прекращая проклинать новых хозяев жизни, баба Клава, волоча за собой швабру, побрела за напарницей, пиная попадавшиеся по дороге бутылки и пластиковые стаканы.
Дойти до раздевалки она не успела. Окрашенная в белый цвет дверь мелькнула перед глазами уборщицы, точно крыло огромной птицы.
Лицо подруги, появившейся на пороге раздевалки, было перекошено ужасом. Бескровные старческие губы шевелились, стараясь что-то произнести. Глаза под редкими ресницами с расширенными зрачками учащенно моргали, словно в них ударили слезоточивым газом.
– Верка, что с тобой? – сдавленным голосом спросила испуганная
