и вельмож, выступавших взяткодателями: в приговоре отсутствуют имена Меншикова, Головкина, Измайлова, Волынского и многих других.
Приговор Монсу включал лишь три вины: получение от царицы Прасковьи Ивановны колоссальной взятки крестьянами, запрещение именем императрицы истязать прокурора воронежского надворного суда Кутузова и получение взятки в сумме 400 рублей от посадского человека Соленникова за пожалование его стременным конюхом Екатерины. Суд приговорил Монса к смертной казни. Петр наложил резолюцию: «Учинить по приговору».
Поведение царя в эти недели свидетельствует об утрате им спокойствия, веры в верность «Катеринушки». Его психике был нанесен жестокий удар, вызвавший надлом, и он, зная о категорическом запрещении употреблять спиртное, о чем будет сказано ниже, пустился в пьяный загул.
В день казни, состоявшейся через неделю после ареста, 15 ноября 1724 года, Петр будто бы посетил Монса, сказав ему: «Мне очень жаль тебя лишиться, но иначе быть не может». Берхгольц сообщил, что на другой день после казни император «катался с супругой, проехав очень близко от столба, к которому пригвождена была голова Монса». Более подробно эту сцену описал Вильбуа: «…через 10 или 12 дней после казни… ей [Екатерине] показали тело ее любовника и его голову, посаженную на кол посреди площади». Царь повез Екатерину в санях и «заставил ее пересечь эту площадь по диагонали, чтобы перед ней предстало все это ужасное зрелище с эшафотом… Все время, пока они пересекали площадь, он пристально и злобно следил за ней. Но у нее хватило твердости сдержать слезы и не проявить никакого волнения»24.
Стоит, пожалуй, напомнить, что сам Петр отнюдь не считал себя обязанным хранить супружескую верность, и Екатерина не только не выражала протеста, но и сама обеспечивала его «метресишками» для «домашних забав». 25 мая 1717 года супруга отправила письмо Петру за границу: «Також хотя и есть, чаю, у вас новые портомои, однакож и старая не забывает». 3 июля 1717 года: «Что же изволите писать, что вы метресишку свою отпустили сюда для своего воздержания… и тому я верю; однако ж больше мню, что вы оную изволили отпустить за ее болезнью»25. В письмах супругов эта тема обычно подавалась в шутливом тоне. «А что шутить о забавах, и того нет у нас, понеже мы люди старые и не таковские». Или: «Понеже во время питья вод домашней забавы доктора употреблять запрещают, того ради я метресу свою отпустил к вам».
Отношение Петра к мимолетным связям отметил его токарь А. К. Нартов: «При всех трудах и заботах государственных, государь иногда любил побеседовать и с красавицей, только не более получаса. Правда, любил его величество женский пол, однако ж страстью ни к какой женщине не прилеплялся и утушал любовный пламень скоро, говоря: „Солдату утопать в роскоши не надлежит. Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне. У неприятеля скорая может быть свобода, а у женщины и оковы долговременны“»26.
