в Уфимском нефтяном институте. Они-то никогда не теряли друг друга.
Из самолёта хорошо видно землю, правда, попадаются кучевые облака, отбрасывающие на неё довольно внушительные тени.
Когда внизу появилось широкое водное пространство, Женька сказал, что это устье Дона.
И вот обозначились разбросанные там и тут, хорошо просматриваемые сверху знаменитые пять гор-лакколитов – Бештау (Пятиглавая гора), «лермонтовский» Машук, Железная…
Смотрел в иллюминатор, а в памяти вставал образ 26-летнего юноши, отчаянного сорвиголовы, гениального от Бога и, как говорят некоторые его современники, довольно «несносного» по характеру. Здесь, на Кавказе, он просто «достал» своего сослуживца, и выстрел, прозвучавший у подножья горы Машук 15(27) июля 1841 года, оборвал жизнь гениального поэта…
Я счастлив был с вами, ущелия гор,
Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас,
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
А ещё вспомнил, что перед самым отъездом, работая над повестью о Пушкине и Натали, читал одно из его писем к брату Льву: «… жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной…»
И чувствовал, что Пушкина в этих краях ещё не раз вспомню…
Во дни печальные разлуки
Мои задумчивые звуки
Напоминали мне Кавказ,
Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,
Аулов и полей властитель пятиглавый…
Потом, по возвращении, я перечту «Путевые заметки» Александра Грибоедова: «…Верхи снежных гор иногда просвечивают из-за туч; цвет их светло-облачный, перемешанный с лазурью. Быстрина Терека, переправа, караван ждёт долго. Кусты. Убитый в виду главнокомандующего (конечно – А. П. Ермолова – Г.К.)… Приближаемся к ландшафту: верхи в снегу, но ещё не снежные горы, которые скрыты; слои, кустарники, вышины…». Заметка датирована 13 октября 1818. А я лечу в 2008-м. Двести десять лет спустя…
А еще припомнилось «С берегов Куры» Константина Паустовского: «Сегодня – воскресенье, и я ушёл из нового Тифлиса в старый, на гору Давида, на могилу Грибоедова, заросшую чёрным плющом. Внизу лежало море плоских крыш, вилась Кура, а за ней синим льдом уже горели вершины Главного хребта. И глядя на бронзовый барельеф Грибоедова, слушая в тишине и пустынности плеск воды в церковном фонтане, читая стёртые строки о том, что Грибоедов «убит в Тегеране генваря 30 дня 1829 года», я вспомнил, какая это древняя земля, покрытая тысячелетней пылью».
В Тбилиси, по ту сторону Кавказского хребта я был в начале перестройки по приглашению своих друзей-предпринимателей. Увы, сейчас не лучшие времена в наших отношениях с Грузией. Вот и с Чечнёй были еще совсем недавно отношения… Да какие могли быть отношения?! Война! А вот теперь я лечу на эту истерзанную двумя войнами землю и заранее люблю её, потому что люблю своего друга. Мне плевать на политиков, прикрывающихся
