тихо так, что ясно звучали голоса птиц, прятавшихся в ближайших к храму кустах и деверьях, будто приблизилась к нам лесная пустынька, в которой много лет жил и молился батюшка Серафим. Я не знаю, сколько положено прикладываться к мощам, но в тот раз мы приходили к святому Серафиму много раз, сколько звала душа. Как будто он нас принял, позволив побыть рядом с собой, порадоваться. И по Канавке, по которой прошла Пресвятая Богородица, шли всего несколько человек. Такое утешение было пройти по следам Её ног с молитвой. Это был один из лучших дней в моей жизни. Мы были в Дивеево почти неделю, и всё это время я так боялась растерять, чем-то вспугнуть благодать, которую почувствовала в первый день. Но этого не случилось. Мне помогли сохранить в себе радость монахини, таких ласковых, светлых, доброжелательных, терпеливых сестёр нигде не приходилось встречать. Не только мы, все паломники, были окружены их улыбками и любовью. И я хочу, постоянно хочу, среди сутолоки города, среди повседневной суеты, вдруг чудом хоть на минутку оказаться в Дивеевской обители, и даже от самой этой мысли мне всегда становится теплее.
А вот об Оптиной Пустыне столько всего мною прочитано, что, кажется, старцы своими поучениями воспитывали меня вместе с родителями. Можно сказать, всю сознательную жизнь каждое утро я начинаю с беседы с ними, потому что в моей спальне висит молитва Оптинских старцев в рамочке под стеклом. Просыпаясь, прочитав утреннее правило по молитвослову у икон, подхожу к ней и, вглядываясь в напечатанные слова, произношу их вслух. Творю молитву, а взгляд скользит по фотографиям старцев, и каждый раз выражение их лиц меняется. Если я недовольна собой, нагрешила чего, кажется мне, сердятся на меня святые угодники, стыдно мне, бывает и отвожу глаза в сторону. А когда у меня душа чиста и мне радостно, то они будто бы веселее на меня смотрят. Конечно, это фантазии, но так у меня со старцами идёт негласная беседа, продолжают они моё воспитание. Думаю я иногда, вот соберусь, брошу дела, подлечу вечно капризничающее здоровье и поеду в Оптину Пустынь, увижу её издалека, сердце запрыгает от радости – еду, наконец-то, еду к давно знакомым старцам. Куплю цветов, белых роз, почти бутонов, пойду на монастырское кладбище, есть же там такое, положу каждому из давно знакомых наставников в благодарность за духовную науку по одной белой розе. Всё собираюсь, а не еду, а, может, ещё не созрела для встречи с ними.
Святые места, святые реликвии, что происходит в нас от прикосновения к ним, всегда ли напитывают они нашу душу чем-то главным, особенным? Или можем остаться глухими к их призывам. И побывав в самом святом месте, приложившись к самой важной святыне, ничего не сможем изменить в себе, и даже не поймём этого.
Однажды я писала статью об известной художнице, которая терпеливо и не без удовольствия рассказывала мне о своей жизни, интервью должно было получиться биографическим и хвалебным. Героиня не без театральности
