с пудовую гирю, кулаками. и таким же грубо сработанным лицом. По характеру, как и все сильные люди, он был незлобивым, мягким. По приезду на прииск со своей женой Соней, купили по дешёвке домик, срубленный из лиственницы, сразу при въезде в поселок горняков. Поселок имел красивое название: «Весенний» и распологался у подножия сопки. Нижняя часть, то есть въезд, располагалась в самом низу, где когда-то отрабатывали полигон по промывке золотоносных песков, и всё было засыпано мелкой галькой и песком. Строили потому, что тут не было грязи, и называлось это место – «кулаковка». Центральная часть, где была администрация и приисковое жильё, строили на террасе, там тоже было всегда сухо, так как слой тундры был удален.
Была еще одна часть поселка – «нахаловка». Там тоже строили жильё, то есть частные домики, но в нахалку. Строить в тундре домики было себе дороже, летом там не проедешь, и администрация вначале не разрешала, а потом махнула рукой. Вот в «кулаковке» и купил Романов с женой небольшой домик. Сам он был бульдозеристом, а жена Соня устроилась в столовой, то ли посудомойкой, то ли ещё кем. У Романова был отменный аппетит и мел он все подряд: кислое, соленое, всё, что попадало под руку, и можно было разжевать и проглотить. Жена приносила из столовой всё, что оставалось и он, не брезгуя, съедал всё. Однажды, сидя у друзей за столом, хозяйка посетовала что у неё прокис борщ, который сварила только вчера и в нём много мяса. «Давай его сюда, час посмотрим, что там в кастрюле у тебя», – сказал Романов хозяйке. Она принесла кастрюлю с борщом и открыла крышку, там была шапка красной пены. «Да выливать только, куда его, был бы поросенок, так ему бы отдала», – все горевала хозяйка. «Давай сюда, добром раскидываться будешь, час мы его у тебя выльем куда надо», – забрал Романов кастрюлю из рук хозяйки. Он взял ложку, размешал все в кастрюле и сдув поднявшуюся пену, стал пить борщ прямо через край кастрюли. Попадавшееся мясо он проглатывал, а мелкие ребрышки выплевывал прямо тут же на стол. Выпив борщ, он налил стакан водки и опрокинул его в широко открытый рот, проглотив одним глотком. Крякнув, сказал: «Вот и всё, а ты боялась», – и рассмеялся. Водки он мог выпить немеряно, что и делал, но сильно пьяным его никто не видел.
Но один раз водка всё-таки сделала своё дело: Романов потерял соображение. Дело было в субботу, в банный день. Романов взяв бельишко и заготовленный с лета веник из ольхи, березы на «Весеннем» не было, сунув в сумку две бутылки самогонки, отправился в баню. В бане, как всегда, было полно народу, но его пропустили без очереди. Романов зашел в предбанник, разделся до гола, вытащил бутылку самогонки, выпил ее прямо из горлышка, не закусывая, только крякнув, пошел париться. Мужики много чего видели в своей жизни, но такого – ни разу, они сидели с раскрытыми ртами. «Во даёт», – только и сказал один их них. Романов исхлестав свой веник о свое могучее тело, обмылся и вышел в предбанник, сел на скамью и вытащил вторую бутылку самогонки.
