в зрителей и слушателей.
– От всякой работы есть прибыль, – сказал я вдохновенно, глядя на притихший зал. – Все вещи – в труде. И ничто не начало быть, что начало быть без труда. – Зал, офигевая, завис. – Без труда не вынешь рыбку из пруда, – продолжал перечислять я то, что помнил. – Есть умственный труд, есть физический, есть ратный…
Дядька скривился, как будто съел кислющий лимон, и сказал:
– Хорошо, хорошо, хватит. Вижу, мать тоже тебя чему-то научила. Сколько заработал-то? – спросил он небрежно, поднося бокал с вином ко рту.
– Двадцать четыре золотых короны, – скромно потупившись, ответил я. И это была чистейшая правда. – Остальные богатства – это трофеи и отступные Хряка.
– Надо же, – удивился он. – И на чем заработал?
Посмотрев, как он жадно пьет вино, заливая сушняк, я сказал:
– Коней наших продал, – и принялся вплотную за филе.
Дядька поперхнулся и выплюнул вино себе на штаны.
– Зачем? – вытаращился он на меня.
Я вытер рот салфеткой, подал ему другую, чтобы он мог вытереть себе штаны, потом ответил:
– Они нам не нужны.
Овор задумался на риску и покладисто согласился:
– Положим, так. До Азанара можно добраться и с торговым караваном. Но как ты умудрился так дорого их продать?
Я смотрел на зрителей, зрители – на меня в немом оторопении. Такого представления в местном театре еще не было.
– Я знаю, – посмотрев мне в глаза, все так же тихо проговорила девушка.
Все с интересом смотрели теперь на нее. И я тоже.
– Мы приехали утром, рано. Я заходила последней и видела, как он, – теперь все смотрели на меня, – схватил мужчину за бороду. А потом сказал, что отрежет ему голову. А еще потом он забрал деньги у того мужчины.
Ну что сказать, бенефис удался. Я был выбран на роль главного злодея. Народ так вжился в представление, что я, затравленно озираясь, опасался суда Линча. Дядька перешел к перепелке, а я, махнув на все рукой, налил себе вина. Залпом выдул полбокала. Вино было легким, ароматным и, на мой неискушенный взгляд, очень хорошим.
Зрители слушали и наблюдали в прострации. Тишину, установившуюся в зале, нарушила матрона с задних рядов. Дама, очень похожая на Раневскую, поднялась, ткнула сложенным веером в сторону Овора и с драматизмом произнесла:
– У такого ДЯДИ, – выделила она это слово, – племянник может РАБОТАТЬ только ДУШЕГУБОМ, – и с гордо поднятой головой удалилась.
Посмотрев ей вслед, я подумал, что она, сама того не зная, попала в точку. Лучше всего дядька учил Ирридара именно убивать.
Скоро зал опустел, и мы остались одни.
– И когда ты все успеваешь? – с аппетитом уничтожая перепелку вместе с костями, весело проговорил Овор. – Коней продал, смерду голову чуть не отрезал, двух девок побил так, что они стелются перед тобой. И все за одно утро.
– Не бил я их, – уже без аппетита глядя на
