В итоге он сказал:
– Марксизм – не преступление. Коли люди марксисты, это ещё не значит, что они преступники.
– Возможно, – сказал Посошков. – Не хочу сейчас спорить. Вы не всех увидели.
Вечером Саша улизнул с посиделок и пошёл в гостиницу короткой, как он предполагал, дорогой – той же самой, которая при дневном свете выглядела надёжно и безопасно. Однако после захода солнца Филькин преобразился. Грянул город о землю, сбросил асфальтовую шкурку – и вот не город встал, а тёмный лес.
Трое вышли из-за угла, трое в кепках и кирзовых сапогах – тех самых, что внезапно разонравились министерству обороны, но в больших количествах находились на складах. И такие они были, такие… не то чтобы вышли конкретно грабить или конкретно насиловать, редко кто выходит из дома с намерением пойду-ка я, типа, кого-нибудь ограблю и снасилую… не то чтобы грабить и насиловать, а вот так, побезобразничать… отвести, как говорится, душу. Вот, всего-то в двух шагах от исправного фонаря, доцент Энгельгардт лезет в карман за огоньком («огонька не найдётся?») и вот он уже лежит, его дыхание притаилось в укромном углу организма, а рассудок пишет последний рапорт: «дело плохо».
Внезапно руки, потянувшиеся обшарить его карманы, куда-то пропали, страшные грубые голоса превратились в жалкие, тоненькие, и Саша понял, что бьют уже не его, – хотя он ещё полежал, как от ударов, прикрывая от криков голову. Наконец его рывком поставили на ноги.
– Высморкайся.
Саша высморкался в пальцы и поднял глаза на своего спасителя: мужчину сурового и крепкого.
– Расправа.
– Над кем?
– Фамилия у меня такая.
– Очень подходящая, – сказал Саша вежливо.
– Да не, я добрый. У тебя что, платка нет?
Не дожидаясь ответа, Расправа полез в карман кожаной куртки и достал пачку салфеток.
– На, оботрись.
– Спасибо.
Пальцы безобразно выплясывали и не гнулись, как от холода. Влажная салфетка соскальзывала. Расправа стоял рядом и аккуратно, не торопясь, полировал золотую печатку на среднем пальце – такую огромную, что её вполне можно было использовать вместо кастета.
– Люблю, чтобы от вещи вес был в руках.
– Штангистом хотели быть? – (Глупая, неловкая шутка. Это всё стресс.)
– Ну типа. А ты?
– Я хотел быть кем-то стóящим.
– Получилось?
– Нет.
– Бывает. Ладно, пошли.
– Куда?
– Куда-куда, в гостиницу.
– Я не такой, – прошептал доцент Энгельгардт.
– Какой «не такой»? Не живёшь в гостиницах? Я же вижу, ты не местный. А гостиница здесь одна приличная. Дедукция. – Расправа хохотнул. – Я тебя там видел. В лобби.
– О! понятно. А вы..?
– Приехал
