ночью Гел, чтобы не привлекать к себе внимания, заказала по обыкновению такси и поехала домой одна, без Бюшгенса. А утром ей позвонил бармен и сказал, что Макса убили вскоре после ее ухода. Когда Гел, бледная как смерть, спросила, заикаясь, за что, бармен, хмыкнув, ответил:
– Они не оставили объяснительной записки…
– Кто они-то? – кричала в трубку Гел. – Кто эти звери?
– Люди Карповича… Так что ищи теперь другую работу, сука…
Это прозвучало как пощечина, и Гел впервые подумала о том, что кто-то из персонала мог догадываться о причастности Макса или даже ее, Гел, к исчезновению или даже смерти Карповича. «Они нашли машину и тело», – вдруг поняла она, быстро собралась и поехала в аэропорт, откуда первым же рейсом вылетела в Саратов. «Я думаю, он поймет. Это уже не моя вина…»
Все мысли ее были уже о Михаиле Семеновиче.
13. Скарификация
Михаил Семенович заметно охладел к ней. Женя Рейс почувствовала это, едва переступила порог его квартиры. Его холодность сквозила в каждом взгляде, каждом движении. Что-то свирепое даже залегло в складках морщин, в очертании губ.
– Здравствуй, Женечка… – он сухо клюнул ее в щеку. – Проходи. Я сейчас…
Она вошла в гостиную, и первое, что увидела, это белую простыню, аккуратно разложенную на диване, и маленькую подушечку. Все белоснежное, без единой морщинки. Рядом – стол на колесиках, а на нем серебряный поднос с большим желтым пухлым конвертом.
– Вы кого-то ждете?
Она спросила на всякий случай, потому что даже представить себе не могла, зачем это Бахраху, который назначил ей свидание на десять утра, понадобилось стелить эту странную, похожую на больничную постель.
– Тебя, Женя. Сегодня тебе предстоит сделать выбор – остаться со мной или… Словом, если ты помнишь, я как-то намекал тебе, что мне бы хотелось что-то изменить в твоем теле…
Сначала он удалит мне печень, затем почки, а уж потом вырвет сердце… Жиль де Рец, не иначе…
– Но что? – Женя почувствовала, как задрожал ее подбородок. А ведь она настроилась на любовь, на нежные объятия.
– Сущий пустяк, ты даже ничего не почувствуешь…
– Михаил Семенович, я не дам себя уродовать, – вдруг набравшись храбрости, заявила она и попятилась к двери.
– Успокойся. Речь идет лишь о косметике, не больше…
– Вы хотите разрисовать мое тело? Но чем? Уж не соляной ли кислотой?
– Нет. Скажу просто: мне бы хотелось, чтобы у тебя на твоей хорошенькой попке появился небольшой шрам. Ты что-нибудь слышала о косметическом шрамировании?
– Вы хотите заклеймить меня, как корову?
– Нет, ты сначала выслушай меня, а потом сама решишь, соглашаться тебе или нет.
Женя сидела на стуле как оглушенная, слова с трудом просачивались сквозь ватную оболочку ее страха
