богоугодного заведения? Потом, что значит гм-м?! «львиная самка»? Погоняло, кличка? Сукалев был с криминалом связан?
– Да с каким криминалом?! – чуть не в голос возопил Костя. – Да кто б его к криминалу подпустил?! Вот что, господин полковник. У наших участковых летучка в честь праздничка полчаса как закончилась. Петро еще здесь, скорее всего. На его участке этот типус проживал. Пошли, поищем, а когда найдем, втроем побеседуем. А то, боюсь, вы мне не поверите. «Прославлен»… Это уж точно. Гнуснопрославлен! Равно как его маманя, не к ночи будь помянута, ведьма клятая!
Участковый Петро отыскался быстро. Сели в небольшом закутке на втором этаже райотдела, рядом с ГИБДД – там обнаружилось что-то вроде миникурилки. Не в «кабинет» же к старлею Косте идти! Там без них народу – как на помойке кошек. Старлей с участковым закурили, Гуров воздержался, привычно выругав себя за патологическую забывчивость: дежурной пачки Camel в кармане, конечно, не оказалось, а травиться Костиной «Примой»… Бр-р-р! Затем пошла интересная, ну оч-чень познавательная беседа.
Проще всего оказалась заморочка с «львиной самкой». Как-то раз поутру, года два или три тому назад, Илья Вадимович Сукалев в очередной раз подписывал трясущимися похмельными рученьками протокол административного задержания. Классика. «В пьяном виде, оскорбляющем человеческое достоинство… общественную нравственность… Осознал… Обязуюсь…» Ну и так далее, как в школе учили. Рученьки, однако, подвели: вместо обычной подписи вывели под протоколом загадочное «Сука-Лев», причем именно через дефис, букву «е», а не «е», и «Лев» с прописной буквы. А когда ему деликатно намекнули, что бумага официальная, потому подписаться следовало бы по-людски, а не каким-то загадочным животным псевдонимом, Сукалев впал в крутую амбицию. Послав всех присутствующих по очень дальнему пешеходно-сексуальному маршруту, он заявил, что вот это его природная подпись и есть, а глумиться над своей фамилией тупым ментам он не позволит! До министра дойдет! До Президента! До гаагского трибунала! Возможность дойти до кого и чего угодно была ему немедля предоставлена: вышибли из райотдела пинком под зад. К тому времени он успел настолько всем в этом здании остоюбилеить, что более грозных репрессивных мер к нему не применяли по известному правилу, не рекомендующему трогать некую субстанцию во избежание малоприятных последствий. Но с той поры получил Илья Вадимович у нежно любящих его сотрудников райотдела устойчивую кликуху «Львиная Самка».
Семейка Сукалевых – Муза Григорьевна вкупе с Ильей Вадимовичем – была тяжким крестом, непреходящей головной болью и проклятием районщиков. Музин муж, соответственно, папа «Львиной Самки,» помер уже более двадцати лет назад, будучи еще сравнительно молодым, от двух болезней, столь, по словам Чехова, распространенных в нашем отечестве: пьянства и злой жены. Ангельским характером и голубиной кротостью Сукалева даже в те далекие годы не отличалась. Совсем молодой еще Илья, насмотревшись на семейную идиллию своих родителей, дал себе твердый, неруши�
