носильщиков. Снаружи уже собралось с полдюжины арендаторов; мужчины стояли, обнажив голову, женщины утирали слезы.
Нам сказали, что отец, должно быть, упал с лошади, перепрыгивая через невысокую стену, с севера отделявшую наш парк от пахотных полей. Во всяком случае, нашли его именно там – уже мертвым. Его конь ничуть не пострадал и мирно пасся рядом; седло, правда, чуть съехало в сторону, словно подпругу затянули слишком слабо. В моем мозгу мгновенно возникла страшная картина, от которой мне уже некуда было деться: отец перелетает на своем гунтере через стену, а Ральф, где-то там прятавшийся, выскакивает, хватает коня за узду и силой бьет моего отца по голове камнем, вынутым из той же стены. Единственным утешением мне служило то, что отец умер по ту сторону стены, где был парк, под теми деревьями, которые он так любил. Но в целом я была безутешна.
Это сделал Ральф. Ральф совершил это преступление. Это бесчестное нападение. Этот черный, отвратительный грех. Пока моя мать плакала, утирая легко лившиеся слезы, так мало ей стоившие, а Гарри бесцельно слонялся по дому, потрясенный случившимся, я как раз начала мыслить более разумно. В голове у меня прояснялось под воздействием всепоглощающей ненависти. Да, все это совершил Ральф, и он один в ответе за все!
Нет, я, конечно, тоже была там, на поваленном дереве над рекой. И целовалась с Ральфом. И первой произнесла слова «несчастный случай», и «это может получиться». Но я же не знала, как все это будет. Да, я дала согласие. Но не сознавала, чему даю ход. А Ральф сознавал. Ральфу много раз доводилось убивать – перерезать горло оленям, обдирать шкуру с зайцев, отрубать голову кроликам. Ральф знал о смерти все, и ему удалось убедить меня согласиться с его мрачным планом, хотя я была совсем еще ребенком, ничего не знала и не понимала. А когда поняла, было уже слишком поздно. И в том не было моей вины.
Я же не хотела, чтобы мой отец умер! Я всего лишь хотела, чтобы он опять повернулся ко мне лицом, чтобы в его голубых глазах, устремленных на меня, вновь вспыхнула любовь. Мне хотелось, чтобы все стало как прежде и он опять требовал, чтобы я вместе с ним ездила на овечьи пастбища. Чтобы он звал меня с собой легко и естественно – так свистом подзывают любимую собаку. Чтобы он забыл о Гарри и его правах наследника. Чтобы Гарри как бы выпал из его поля зрения – ведь так, собственно, и было раньше. Да, я хотела снова стать первой в его сердце и первой в Широком Доле! Хотела чувствовать себя в полной безопасности и в душе отца, и в его владениях.
Но теперь Ральф убил моего отца. И больше некому было меня любить.
Впрочем, Ральф совершил и еще одну ужасную ошибку: он забыл о том, что нас разделяет. Забыл, что между нами всегда была пропасть. Так и не понял, что я никогда не лягу с ним в отцовскую кровать, кровать сквайра; я никогда не приведу его в наш дом. Он был недостоин. Недостоин спать в постели моего отца; недостоин носить сорочки из тонкого батиста. Он всю жизнь носил одежду из домотканого полотна, а его мать и вовсе
