главе своего повествования.
Глава 3
Этап
Уведи меня в ночь, где течет Енисей,
Где сосна до звезды достает.
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет
Предисловие
Эти путевые, а точнее, этапные заметки написаны в далеком 1988 году. Тогда меня за участие в забастовке, переросшей в бунт, вывезли с Оренбургской зоны № 8 строгого режима. Я умышленно не стал править текст, а представил его в первозданном виде, как писалось по горячим следам почти тридцать лет назад.
Забастовка
Мне часто приходилось слышать споры заключенных: дошла ли перестройка до мест лишения свободы. События, происшедшие в нашем лагере, дали убедительный ответ: «Очевидно – ДА». Причем в сознании зеков, а не ментов. Пять дней лихорадило лагерь. Администрация колонии перешла на казарменное положение. Дежурили усиленные наряды прапорщиков и офицеров. Случилось экстраординарное событие. Забастовал второй цех завода резиново-технических изделий, где работало четыре отряда, около трехсот человек. Они резали маски для противогазов. Поводом для возмущения рабочих послужило решение руководства цеха повысить норму и снизить расценки. Но это был лишь повод, последняя капля… причины забастовки лежали значительно глубже – воровство администрации на всех уровнях производства, постоянные дисциплинарные наказания по самым ничтожным поводам, типа «чифирил на рабочем месте», издевательское отношение ко всем и каждому арестанту в отдельности. В нас просто не видели людей. И стихийно созрело решение поставить зарвавшуюся администрацию на место. В пятницу, семнадцатого февраля 1988 года осужденные бросили работу. И вот тут-то началось самое интересное и неожиданное для начальства. Как заведено испокон веков в таких случаях? Да здравствует русский бунт, «бессмысленный и беспощадный». Ожидалась спонтанная вспышка массовых беспорядков, поджоги, физическое насилие над активистами и работниками ИТУ. Ничего подобного не произошло. Время требовало других методов. Угрозы и уговоры местных ментов успехов не имели. Прибывшим представителям прокуратуры бастующие вручили заявление, включающее одиннадцать пунктов экономических требований. Осужденных собрали в клуб.
«Это что – бунт?» – грозно спросил прокурор.
«Нет, не бунт – ответили ему, – мы просто требуем своего.»
Было сказано немало слов, нередко грубых. Собравшиеся не могли похвастаться умением вести дискуссии. Редкий мент может говорить с людьми по-человечески. Директор производства майор Иванов не был исключением. Он пытался втолковывать что-то возбужденной массе. По его словам, весь зековский труд рассчитан по «методике» и надо только четко эту «методику» выполнять. Ему ответил, выразив общее мнение, невысокий, бледный паренек Саша Попенок: «Слово, вами повторяемое бесчисленное количество раз, звучит красиво, но не
