Мало что чужим состоянием, но он рискует чужим счастием! Добро бы только племянница, хотя и это дурно, но он таким же случаем и родных детей без всего оставит. К тому же я свое состояние наживала не для того, чтоб в один прекрасный день князь Вяземский, который мне седьмая вода на киселе, его проматывал.
– Рисковать состоянием чужого, но доверенного тебе лица, гораздо хуже, чем рисковать состоянием собственных детей, – тихо заметила Дарья Матвеевна.
– Верно! – оборотилась к ней графиня. – Как верно ты сказала!
– Признайся, сестра, что ты уже все придумала и решила, – сказал Петр.
– Да, брат, именно так. Кроме того, повторю вновь, мне чрезвычайно жаль, что Елизавету Павловну я с собою взять не смогла.
– Странно, тетушка, что вы так ее зовете: «Елизавета Павловна». Сколько ей лет, я все хочу спросить? – произнес Владимир.
– Девятнадцать, мой дорогой. А называю я ее так оттого, что мне так хочется.
– Достойнейший ответ, тетушка. И вполне в вашем духе. Впрочем, вы с нею тезки и она, весьма возможно, похожа на вас? – спросил Владимир. – Я слышал, что имена сообщают своим владельцам определенные качества и все Елизаветы отчасти похожи, так же, как и все Владимиры, Дарьи, Петры и так далее, – заключил молодой человек.
– Весьма и весьма возможно, – рассмеялась графиня. – Скажу только то, что эта молодая особа мне очень пришлась по душе!
– Кем она мне приходится, дорогая тетушка?
– Тебе?… – задумавшись, графиня посмотрела на племянника. – Да, пожалуй, троюродной племянницей. Впрочем, как и все Вяземские. Только ее фамилия Олсуфьева, ведь она дочь брата Ксении, а Ксения – урожденная Олсуфьева.
– Но расскажите же о ней подробнее! – попросила Дарья Матвеевна. – Вы так прониклись к ней… Она, должно быть, очень хорошая девушка.
Дарья Матвеевна, со всей своей добротой, со всем участием желала выслушать этот рассказ и, поелику будет возможно сие, помочь бедной сироте.
– Что же… – начала графиня. – Мать ее полячка, роду дворянского, но захудалого. Как мне известно, она была уже вдовой, когда повстречала нашего Павла. За ним прожила она недолго, здоровья была слабого. Но, говорят, была исключительно хороша собой, бедняжка. Сама же Елизавета девушка воспитанная, милая, но характера весьма живого!
– Вот как, – заметил Владимир. – И тем должно быть, вас и привлекла.
– Да, дорогой племянник, верно. Я люблю, когда живость характера сказывается явно, а не прячется втуне. Мне кажется, что такой человек виднее со стороны и от него не приходится ждать подвоха. В отличие от всяческих тихонь, которые – глядишь – тише воды, ниже травы, а как до дела дойдешь, то и берегись! Ожжешься!
– Но что же еще вы можете про нее сказать? – спросила Дарья Матвеевна.
– То еще могу сказать, что девушка она добрая, слова дурного не сказала ни про тетку, ни про своих кузенов-княжат,
