что на мне.
А была она в костюме пажа. Она засмеялась и, хлопая в ладоши, закружилась по комнате, потом, не переставая смеяться, выбежала в дверь, промчалась через кулисы и впорхнула на сцену, где уже собрались почти все гости.
– Господи, благослови мою душу, – сказал Папа, – что за обезьянка. – Он рассмеялся, и смех его оказался заразительным. Когда Папа смеялся, сердиться было невозможно.
Он подал Маме руку.
– Пойдем, дорогая, ты прекрасно выглядишь, – сказал он. – Пойдем и помоги мне справиться с этими негодниками.
Продолжая смеяться, он вывел ее на сцену, и нас всех поглотила толпа гостей.
Мы ели цыплят в сметане, мы ели меренги, мы ели шоколадные эклеры, мы пили шампанское. Все указывали на Марию и говорили, как она красива и талантлива; ее расхваливали на все лады, а она расхаживала с важным видом, щеголяя своим нарядным плащом. Селия тоже была прелестна, мила и ravissante[13], и Найэл был очень смышлен, тонок, ну просто numero[14].
Мы все были красивы, мы все были умны, таких детей еще никогда не бывало. Папа с бокалом шампанского в руке одобрительно улыбался нам. Мама, красивая как никогда, смеялась и ласково трепала нас по голове, когда мы пробегали мимо.
Не было ни вчера, ни завтра; страх отброшен, стыд забыт. Мы все были вместе – Папа и Мама, Мария, Найэл и Селия, – мы все были счастливы и, ловя на себе взгляды гостей, от души веселились. То была игра, которую мы искусно разыгрывали, игра, которую мы понимали.
Мы были Делейни, и мы давали банкет.
Глава пятая
– Интересно, их брак был действительно удачным? – сказала Мария.
– Чей брак?
– Папы и Мамы.
Найэл подошел к окну и стал задергивать портьеры. Тайна отлетела от сада, в окутавшей его тьме уже не было ничего загадочного. Наступил вечер, шел сильный дождь.
– Они ушли, и ушли навсегда. Забудем о них, – сказал Найэл.
Он прошел через комнату и зажег лампу рядом с роялем.
– И это говоришь ты? – спросила Селия, поднимая очки на лоб. – Ты гораздо больше думаешь о прошлом, чем Мария или я.
– Тем больше причин, чтобы забыть, – сказал Найэл и начал наигрывать на рояле ни мелодию, ни песню, а нечто без начала и без конца. Рояль не смолкал, издавая звуки, похожие на те, что порой доносятся из комнаты наверху, где незнакомый сосед мурлычет себе под нос нечто нечленораздельное.
– Конечно, их брак был удачным, – сказала Селия. – Папа обожал Маму.
– Обожать еще не значит быть счастливым, – сказала Мария.
– Обычно это означает обратное, то есть быть несчастным, – сказал Найэл.
Селия пожала плечами и вновь принялась штопать детские носки.
– Как бы то ни было, после ее смерти Папа стал совсем другим, – сказала она.
– Как и все мы, – отозвался Найэл. – Давайте сменим тему.
Мария сидела
Восхитительна
Нечто
