воспоминаний быстро увяло. Уже после первого дня путешествия острова стали просто этапами на длинном пути. Паром медленно курсировал от одного клочка суши к другому, повинуясь течению проливов. Порой она стояла у перил и любовалась пенистым следом, бегущим от бортов судна, но то была лишь иллюзия скорости. Стоило поднять взгляд от воды, и за бортом простирался все тот же остров, что и полдня назад, только под немного другим углом. Быстрыми были лишь птицы, что ныряли вверх-вниз возле палубы и корабельных надстроек, но и они не удалялись чересчур далеко от парома.
В порту Джунно она сошла на берег, решив поискать более быстрый маршрут, а через час бестолковых шатаний по справочным вновь села на тот же паром, задержавшийся из-за выгрузки древесины. Днем позже, на Мьюриси, ей удалось найти самолет частного аэроклуба и за короткий перелет буквально перескочить три промежуточных острова. Позже большая часть сэкономленного времени была потеряна в ожидании очередного парома.
Наконец она прибыла на Пикай, но, согласно расписанию похоронных мероприятий, полученному вместе с известием о смерти, у нее оставался всего один час. Что удивительно, родственники покойного позаботились о ней и прислали в гавань машину. Возле трапа стоял человек в темном костюме с белой табличкой в руках, где заглавными буквами значилось ее имя. Расположившись в салоне, она глядела на пробегающие мимо окрестности, на бухту и город, потерявшийся средь пологих холмов, и понемногу обычные треволненья пути сменялись пугающей чередой нахлынувших чувств. Раньше, пока она кочевала с острова на остров, до них попросту не было дела.
Теперь эмоции овладели ею в полную силу. Страх перед его семьей, никого из которой она не знала. Опасения, что про нее этим людям могли наговорить, или, напротив, не сказали ни слова. Тревога, что сам факт ее существования может опорочить его репутацию, едва только публике станет хоть что-то известно. И бездонная скорбь, захватившая ее целиком, после сообщения о его болезни и, позднее, смерти.
Дерзость и гордость остались в прошлом. Так же как и надежды на то, что и ей предназначена толика счастья. Отныне для нее – только одиночество и воспоминания. А сейчас еще и сомнения, связанные с его семьей. Что ими двигало, что заставляло держать ее в курсе дела? Забота? Презрение? Или желание все сделать правильно? А может – она даже боялась об этом думать, – это он не забыл про нее и попросил известить?
Бескрайнее горе обострялось чувством окончательной и бесповоротной утраты. Если последние двадцать лет еще сохранялась неосознанная надежда на возвращение, то теперь наступило время окончательной ясности – дальше придется жить без него.
Водитель молчал, его дело – рулить. После четырех дней морского пути с пересадками, под треск моторов и генераторов, когда над головой ходуном ходят балки, глухой рокот автомобиля казался мягким, неслышным урчанием. Машина неслась по дороге, а пассажирка смотрела в затемненное тонировкой окно на пробегающие
