шагах от реанимации Глеб спрашивает в спину:
– Товарищ майор, почему они молчат?
Переспрашивает на ходу, не оборачиваясь:
– Кто?
– Птицы. Они молчат. Так не бывает.
Останавливается на первой ступеньке. В который раз осматривается. Действительно не бывает. В больничном дворе стоит прямо звенящая тишина. Города не слышно. Между ним и двором больницы словно какая-то невидимая стена. Линер чувствует, как постепенно вскипает. От бессилия. От чего же еще.
– То есть то, что птицы молчат, вас удивляет. А то, что они вообще здесь? Всё это здесь? Нет? Не удивляет? И потом, что значит «молчат»? Одна, вон та, кажется, с синими крыльями, подняла тут всех на смех. Никто не сдержался. Что это было? А? Что за всеобщий смех без причины? Что? А?
– Не могу знать, товарищ майор.
– Так молчите и не задавайте глупых вопросов.
– Слушаюсь.
Вход охраняют двое. Еще мельче тех, что на въезде. Не выше 165 сантиметров. Отдельный «элитный набор». Линер сует под нос удостоверение и, не дожидаясь реакции, входит в отделение. В фойе у входа толпа больных. Квелая, в редких игрушках, елка в углу. Снежинки на окнах, невидимые теперь с улицы. Глядя на одинокого сонного охранника отделения, Линер вспоминает, что забыла дать нагоняй пепсам на входе. Поздно возвращаться. А здесь и устраивать его некому. Милый, с животиком дядечка, клюющий носом на стуле. Еще расплачется чего доброго. Здоровается и спрашивает, как можно спокойнее:
– Доброе утро. Где заведующая отделением?
Предупреждая вопросы сует и охраннику под нос удостоверение. Тот вскакивает со стула, едва взглянув. Каждый раз Линер удивляет реакция людей из других правоохранительных структур на ее ведомство. Гражданские как-то спокойнее реагируют. Порой не без некоторой иронии. Опричники, мол. Ну это, разумеется, те, кто не на должностях.
– Туда. Прямо и направо. По коридору до конца. У себя.
Она кивает удовлетворенно и не глядя указывает за спину:
– Он со мной.
– Только, товарищ майор…
– Что?
– Открыть надо. Двери на ключе…
– Так открывайте.
Идет вслед за припрыгивающим охранником. И эта услужливая походка у всех одинаковая. Как нашкодившие собачки. Даже если все правильно делают.
Отмечает, что в фойе полно больных. И они явно не из реанимации. Ходячие. Тут таких не держат.
– Чего они все тут трутся?
– Да кто ж их знает? Больные – одно слово…
Копается с ключами. Руки не трясутся, но и не спокойны.
– Они же не из этого отделения?
– Да кто их знает, откуда они. Больница одна… Все свои… Вот, пожалуйста… По коридору и направо. Последний кабинет. Она ночевала здесь.
Входят
