всякий раз восторг при виде цифр входящего баланса его кредитной карты.
– Ну а, во-вторых, вы, я вижу, уже многое для себя и в себе подчеркнули от русских, – Фома, надо отдать ему должное, ловко умеет увести разговор в свою сторону.
– Вы это о чём? – Люси, как и любая девушка нежного возраста, не может не заинтересоваться, когда речь заходит о ней. От этого они очень часто отвлекаются от основной мысли, которая, впрочем, всего лишь подмысль той главной мысли, в которой только лишь она и существует. И Люси, забыв о своём вопросе, тут же переключилась на новую заинтересованность собой этим молодым человеком, который в ней увидел то, что она как никто другой лучше знающий себя, может быть, уже просто не обратила внимания и просмотрела. Ведь с каждым разом, по мере взросления, у тебя появляются всё новые причины для беспокойства, которые со своей заявкой на морщинку, этой, так сказать, новизной отодвигают на задний план, ещё вчера волнующие тебя, видимые только тобой проблемы. Так что, несмотря на то, что маловажность существования недочётов на твоей внешней представительной стороне, не может, в принципе, стоять на повестке лицевого дня, тем не менее, видимость себя в нужном и совсем не нужном свете, всё же несёт определяющую степень уверенности и самочувствия всякой молодой особы. И все эти некоторые кажущиеся ей недочёты, которые, может быть, только для неё, стремящейся к совершенству, являются этими недочётами, со временем из-за невозможности их устранения смиряют их с хозяйкой, которая уже и не обращает на них внимания. Когда как Фома взял и обратил, и тем самым взволновал Люси. От этого она даже остановилась и уже после внимательного взгляда на этого «смотри у меня» глядельщика, задалась своим вопросом.
– Ну я думал, что шпильки для повседневной носки одевают только у нас, – Фома определённо испугался такого проницательного взгляда Люси, и поэтому его ответ сквозил большой неуверенностью, на которую, между тем, последовала ответная очень любопытная и такая же неуверенная реакция Люси. Заметив движение голов, обступивших её, попутчиков и самого Фомы в сторону её туфлей, она сама не удержалась и, поддавшись этому стадному чувству (Ей-то чего смотреть на них, когда она уже сотни раз их видела, как сверху, в зеркало со стороны, так и в пылких взглядах прохожих.), обратила внимание на свои, очень даже ничего ноги, в этих красивых туфлях. Ну а для того чтобы их (кому что больше нравиться), лучше было рассмотреть, вытянула одну ножку вперёд, слегка подтянула штанину от брючного костюма (которому уже хватит наглеть и через шаг закрывать всю эту красоту) и выставила (со своим прицелом, уже сбить здравомыслие у этого слишком уж внимательного, что ему, в общем, не возбраняется, к ней Фомы.) её на обозрение.
«М-да», – очень явно читалось (Ну а что это значило, то разве возможно достать эту мысль, которая этим «м-да-эхом» отразилась из самой Марианской глубины души каждого смотрящего.) во взглядах окруживших её остолопов, которые, как
