поверх легкого платья. Длинная коса ее растрепалась, развязавшаяся лента болталась хвостами, расширенные в испуге глаза заплаканы. Но первое, что поразило всех, от комбрига до красноармейца, был не растрепанный вид девушки, а ее красота.
Из-под покрасневших век сверкали влажной зеленью большие, как два моря, глаза. Волосы цвета спелого поля оттеняли южный загар лица. Губы, не знавшие карминов и помад, горели собственным пламенем.
«Ишь, какая!» – подумал ординарец и невольно разулыбался. – «Вот ведь, кабы не война, так и глазом не глянула бы на меня, этакая-то краля! А теперь – совсем другая история. Может, и наш черед пришел…»
– Папа! – крикнула девушка, ловко проскочив между красноармейцами и бросаясь на шею доктору. – Папа! Что они делают?! Ведь ты же ни в чем не виноват! Это ошибка, правда? Скажи им!
Она заглядывала в глаза отца – те же два моря под седой пеной бровей. Она привыкла читать ответы на все вопросы, ныряя в их глубину. Но сейчас они были темны и бездонны…
– Никак, дочка, Степан Анисимыч! – радостно шепнул на ухо комбригу Яшка. – Так я и думал, что есть у него якорь на этом свете!
– Вот теперь побеседуем! – Кирпотин направился к пленному.
– Господи, Катя! – лихорадочно шептал Горошин, покрывая поцелуями глаза, губы, лоб, волосы девушки.
Веревки, стягивающие ему руки за спиной, опасно трещали.
– Зачем же ты пришла?! Что ты наделала, дочь?!
– Дочка ваша? – тепло, по-родственному, спросил комбриг.
Один ус его смотрел вверх, другой вниз, что на этом нетесаном лице должно было изображать улыбку.
– Хорошая девушка. Прямо, невеста! А который годок?
Катя отвернулась от него, прижавшись лицом к груди отца.
– Послушайте! – взволнованно заговорил Горошин. – Поверьте же мне, наконец! Они улетели навсегда! Очень далеко, к звездам. Никакой опасности от них больше быть не может! Они все равно, что умерли!
– Кому это все равно? – оборвал его Кирпотин. – Это тебе все равно! А Советской республике не все равно! Ей покою нет, пока жива хоть одна белая гнида! Хоть на звездах, хоть на облацех! Повсюду будем бить ее, до полного искоренения! И ты нам поможешь.
Доктор молчал.
Катя снова заглянула ему в глаза.
– Нет? Ведь нет? – шептали ее губы.
– Нет, – произнес Горошин. – Я не стану…
Комбриг развел руками.
– Ну, нет, так нет. Придется нам самим за ручки подергать, наудачу.
– Попробуйте, – доктор усмехнулся. – Но это верная смерть.
– Так ведь мы не сами дергать будем, – разулыбался Кирпотин. – Мы, вот, Катю попросим! – и, обернувшись к конвойным, добавил:
– Взять!
Исполнительные красноармейцы, живо закинув винтовки за спину, подскочили к Горошину, чтобы оторвать вцепившуюся в него девушку.
Но тут случилось непредвиденное. Веревка на запястьях доктора вдруг лопнула, издав глухую балалаечную
