организации «Прикрытие», контролируемой администрацией премьер-министра, и он договорился с командованием батальона о сопровождении дочери.
– Куда ты собралась?
– Это моё дело, – строптиво отрезала Дарья. – Мне нужно побыть одной.
– Ох, не верю.
– Увижу кого-нибудь из твоих горилл – сбегу из Москвы, так и знай!
– Хорошо, не бесись, никто тебя не потревожит, обещаю.
– Я предупредила! – Дочь выключила телефон.
Калажников сплюнул в сердцах, уязвлённый непокорностью дочери, пробормотал вслух:
– Стерва, вся в мать! Та тоже отличалась свободолюбивостью… пока не умерла от передозировки.
На столе мигнул селектор.
– Слушаю, – отвлёкся заведующий лабораторией от своих мыслей.
– Николай Наумович, Редкозуб беспокоит, – проблеял селектор. – Есть важные новости.
– Говорите.
– Желательно не по телефону.
Встречаться с депутатом, от которого всегда исходил неприятный запах, будто он вообще не мылся, не хотелось.
– У меня защищённая линия.
– Фенер встречался с Зимятовым в ресторане Маринича.
– Фенер?
– Мой босс, начальник комитета экономической безопасности.
– А-а…
– Он встречался с Зимятовым, генералом полиции, говорили о нашем благодетеле…
– Не понял.
– Ну, о Барсукове… готовится какая-то проверка, насколько я понял, генерал стукнет в Следственный комитет или в Счётную палату, а не дай бог ещё и ОНФ… речь шла о готовящейся приватизации оборонки.
– Пусть стучит, у Анатолия Дмитриевича всё схвачено в силовых структурах, генеральный прокурор его дружбан.
– Но могут всплыть и наши фамилии. Фамилия Коржевского уже прозвучала.
Калажников нахмурился, потёр лоб.
– Откуда вам это известно?
В динамике послышался блеющий смешок.
– Фенер считает меня своим другом.
Николай Наумович представил рыхлое лицо Редкозуба со щёточкой усов, с мешками под глазами, его котлообразную голову с плешью на макушке, и ему стало противно.
– Вы не преувеличиваете… его дружелюбие?
Редкозуб выдавил ещё один смешок.
– Я мало говорю, зато всё слышу. Иначе он не брал бы меня в компанию вместе с Ноздренко.
– Кто это?
– Коллега, тоже депутат, метит на место Фенера.
– А вы не метите?
– На всё воля божья, – Редкозуб снова хихикнул, – и премьера.
– Кто ещё был на встрече?
– Нас трое, Зимятов и сам Маринич.
– Это певец, что ли?
– С эстрады он практически ушёл, поёт в своём ресторане иногда, в политику не лезет, но с Зимятовым
