над ними, в курсах потому что была наверняка, и ничего не пообещала им, так они и ушли не солоно хлебавши. Народ в деревне спрашивал у них, что да как. Отвечали, что не поняли ничего, бормотала Агаша себе под нос, заговаривалась. Ну и вот тот день, когда бабы ходили, закончился, ночь наступила, и случись одному мужику деревенскому Трифону на двор среди ночи выйти, отлить. До уборной далеко, да и чё туда ходить, отлить ведь только. Ссыт и по сторонам шарит, и тут видит – Агаша в сторону большака пошла…
Витька замолчал и оглядел ребят, пытаясь по лицам узнать, не струхнули ли те окончательно, памятуя, как они ещё раньше птицей были напуганы. При тусклом свете уже опять затухающего костра ничего не заметил кроме того, что Асю обнял Пашка, а Женю Вадик. Другие пацаны курили, глядя задумчиво в костёр.
– Чего ты всё – большак и большак, – подал голос Севка. – Хотя бы сказал, кого большаком в деревне зовёте…
– Дурень! – обозвал его Воська. – Книжки надо читать. Большак – это точно дорога, только вот сам не знаю какая.
– Значит, тоже дурень! – хихикнул Севка.
– Ну хорош вам болтать! – прикрикнул Пашка. – Пущай дальше рассказывает, на самом интересном, блин, базар устроили!
– Большак для нас, в деревне, любая дорога, – охотно принялся объяснять Витька. – Ну, конечно, та, какая ведёт в город или куда в посёлок, но не в лес. Поняли?
– Понятно, чё не понять, проводник! – за всех сказал Пашка и, рассерженно цыкнув слюной сквозь зубы в костёр, несмотря на близость девчонок замысловато вдобавок матюкнулся.
Витьку Пашкин мат при девушках задел за живое. Чего греха таить, Витька и сам крыл матом, но никогда не позволял этого при девушках или дома в присутствии бабки. Он назло Пашке не стал спешить. Словно испытывая его терпение, попросил у него же папиросу, закурил, а потом уж снова продолжил про Агашу:
– Мужик тот, Трифон, любопытным слыл, не раз попадало ему за это самое по сопатке. Он, конечно, тут же задумал проследить за Агашей. Так за ней в кальсонах и попёрся. Огородами, огородами, не выпуская её из вида, шагал следом к большаку. И вот тут, как Трифон, после всего ополоумевший, рассказывал, вскоре главное действие началось… Подождал, говорит, где-то с полчаса за кустами. Слышу, мол, конь храпит, топает за поворотом и резво вылетает на прямую. Агаша выскакивает коню наперерез, и тот враз на дыбки перед ней. Он в телегу был запряжён, а вожжи у ведьмы. Одной рукой вожжи держит, а в другой руке у неё верёвка, и она ею хлещет по коню со всей своей дурной силой. Ведьма Агашу-то как увидала, затряслась вся, а Агаша недолго думая вырвала из ведьминых рук верёвку, да энтой верёвкой по ней, по ведьме, значит, раз ли, два ли звезданула. Взвыла ведьма, по имени Агашу называет, просится отпустить коня – покататься, мол, в преисподней взяла. Агаша напоследок ещё разок нечистую огрела да пошла от большака с верёвкой-то,
