климат не благоприятен.
– А что с ним может случиться?
– Да что угодно. Заболеть может. Посмотрите, какие курсы лечения он проходил. Вы вообще знаете об этом?
А правда: я ничего не знаю о том, как Лина лечила ребенка, чем он болел. Меня как ошпарило. Доктор заметила.
– Хотя… медицина сейчас там сильная… И оборудование, и повышение квалификации врачи имеют… Дай Бог, не переживайте. Бассейн, свежий воздух, природа… Да, Максик?
Макс просиял от того, что его заметили, закивал.
Он протянул карту, мы вышли. Всё.
Два месяца назад уехал я отсюда, из родной страны. Плакал месяц. Плакал, когда видел с гордой радостью и ужасом поезда, несущиеся на север. На таком же из них потом и уехал. Ходил по знакомым, пил с ними, пил один, сидел на лавочках в парке, фотографировал памятники, вокзалы. Называл это «прощаться с родиной».
А тронулся поезд, и ничего не дрогнуло в сердце. Прислушался, затаился, нет, не дрогнуло. На флешке увез с собой все: и филармонию, и придорожные кафе, и много – много Макса… Потом обнаружилось, что ни одной фотографии Эли не было. Потом, правда, нашел.
Тошнило от предчувствия. И сейчас тошнит, как тогда. От предчувствия.
За свой старый ноут сел только раз. И понял – он стал чужим. В нем не было больше ничего моего. Музу и ту снес Мишка – записал свою.
Ноут часто был мне отменным собутыльником, порой пиво доставалось и ему. Он знал, какую песню я поставлю, когда работаю, рисую или плачу. Он знал обо мне уж точно больше, чем кто-либо из живых.
Теперь он стал чужим. Как женщина, которая разлюбила тебя и теперь любит твоего двоюродного брата. Качает ногой в такт его песням, смеется над его шутками, терпит его пьяный бред.
Я подарил его Мишке.
Глава 9. Чума на оба наши дома. Эля
Сперва, – начинала так обычно.
«Сперва». Какое восхитительное слово «сперва». Слова – магическая субстанция. Одна буква отравляет весь смысл: сперва – сперма или стерва. Гадить – гадать, угадать, отгадать, откатать, отказать, отмазать. Так «гадить» превращается в «обмазать».
«Сперва» появилась Эля.
Она была однокурсницей соседа, Кирюхи Диканина. Кирюха, здоровый, патлатый, тихий «сектант – трупорез», как называли его подъездные старушки, всегда небритый, с нечесаными патлами до пояса, собранными в сальный хвост, учился в меде. Все время он проводил или в морге, или в библиотеке, или в «секте». В «секте» он аккомпанировал на пианино, мысленно воспаряя надо всем съемным помещением музея изобразительных искусств.
У него был пунктик, странный для его юных лет: любую тему неизменно сводить к технике препарирования трупа. Быть может, во время зачета переучился парень, с кем не бывает, только общаться с ним находилось желающих все меньше. Скоро Кирюха начал обсуждать спорные решения судмедэкспертов в компании самого себя.
Даже приподъездные старушки не заговаривали
